Тигриный лог

Чеснокова Юлия Олеговна

– А, Хо! Это ты? – и тут же снова вернулся к чтению.

– Что на этот раз изучаешь? – я подошла, но садиться не стала.

– Историю Кореи периода Второй мировой войны, - что-то показалось мне странным в его голосе. Чуть наклонившись, я осторожно заглянула в его лицо, которое он опускал всё ниже, не хотя, чтобы кто-то его увидел.

– Всё в порядке? – обеспокоенно спросила я. Он несмело обернулся ко мне. На его глазах стояли слезы. Они не текли, но тем были болезненнее. Я впервые не видела на лице Хансоля привычной нагловатой ухмылочки и взгляда исподтишка. Что это с ним такое?

– Я бы сказал,

что ничего, - он ткнул в раскрытый разворот. – Но дело в этой истории. Это ужасно!

– Боже, ты так впечатлился книгой? – обалдев дальше некуда, я всё-таки опустилась на соседний стул.

– Это… это не то слово! – с распахнутыми глазами, весь горящий изнутри, Хансоль затряс перед собой документальным произведением. – Меня ничто так никогда за душу не брало…

– Я… - «думала, что тантры тебя вдохновляют больше», но не стала ёрничать в такой момент откровения. Если парня пробрало до слез, то неуместно вспоминать о разврате и сексе. – Что именно там пишут?

– Мастер Ли посоветовал отдельные главы, - хлюпнув по-мужски носом, он протер внешние уголки глаз тыльной стороной ладони. – О чонсиндэ*, о том, что с ними делали, как они погибали… - Хансоль задрожал, переводя дыхание. – Почти полторы сотни тысяч женщин и девушек! Господи, да что ж за зверства!
– отодвинув книжку, он уперся лбом в руки. – Воины Тигриного были мобилизованы во время войны… они клали свои жизни, чтобы спасать не только родину, но и женщин от подобной участи… тут говорится об этом, как погибло несколько десятков наших монахов, - он так тепло произнес «наших», что я поняла: процесс самоидентификации завершился. – Я… я читаю про это и сам хочу быть там, убивать этих негодяев, которые использовали тысячи несчастных на тяжелых работах, а потом ещё и насиловали! – мне казалось, что он сейчас начнет кулаки кусать, но парень держался. – Я бы их на куски резал. Как можно?! – Хансоль воззрился на меня, словно ища ответа. Я не знала, как так можно. Я тоже девочка, и мне чужда агрессия, похоть… ну, то есть не совсем, но в масштабах мужчин – чужды. – Я второй день пытаюсь дочитать, но духу не хватает. Тяжело, - мы замолчали, уставившись на строчки-буквы на чуть пожелтевших листках. Зачем мастер Ли сунул именно это Хансолю? Что за катарсис? – Знаешь, я даже о желании потрахаться забыл, - тотчас выдал он мне разгадку тайных замыслов учителя. – Я просто не могу думать о девушках, как об исключительно сексуальных объектах, после такого… автор, гад, как будто смаковал все эти изуверства. Зачем так подробно писать? Я хотел узнать судьбу наших воинов-защитников, а тут всеми кошмарами наружу… я боюсь, что пойду спать, и мне это всё приснится.

– Я не знал, что ты такой впечатлительный, - силилась улыбнуться я, но Хансоль даже не смотрел на меня. У него перед глазами всё ещё бегали сцены войны, с её неотвратимыми последствиями и побочными эффектами.

– Да я и сам не думал… бедные девчонки, - задумавшись, он упер локоть в стол и опер щеку на край ладони. – А ведь в мире повсюду происходит подобное. Пусть не в таких размахах, как в те годы… но сколько тварей на свете, а? И всё просто потому, что нам – мужикам, - хочется куда-то всунуть свой хер… жесть. Вот мы говнюки.

– Мда, - только и выдала я.

– Ты тоже, между прочим, - вспомнил обо мне Хансоль и осуждающе на меня покосился. – Небось непозволительные мыслишки-то посещают голову?

– Я…

– Меня вот посещали, до вчерашнего дня, - юноша захлопнул книжку и стукнул по ней. – Будь она неладна! Хватит на сегодня, пора идти спать.

– Хансоль, а как ты оказался в монастыре? – поинтересовалась я. Мне то и дело казалось, что есть в нем что-то подловатое, низменное, но после данной картины, всё плохое, что казалось относительно него, улетучилось.

–

Я? – молодой человек пожал плечами. – Да меня знакомый коп поймал с поличным, когда я обчистил одного мужика. Он мне сказал, если ещё раз меня увидит, то посадит за решетку. Пожалел. А как мне было прокормиться, если не воровать? Я спросил его, что ж мне делать, чтобы не попадаться ему больше? Он отправил меня сюда. Вернее, посоветовал, я и поехал.

– Но почему ты воровал? – специализация, в которой он сознался, объясняла мне его вечно настороженный взгляд, вечную осанку «на шухере» и жульнические повадки, движения рук. – Почему ты не устроился на нормальную работу?

– А куда возьмут без образования-то? – Хансоль непринужденно хмыкнул. Его уже не расстраивало прошлое, и он говорил о нем без сожалений. – Мне четырнадцать лет было, когда мать вышла замуж второй раз. Отец умер рано, а отчиму я не нравился. Мы с ним всё время тявкались, ну он и сказал ей, либо я, либо этот молокосос. Она меня на улицу и выперла. Мне как-то не хотелось идти к родне какой-нибудь, да и свобода в какой-то мере даже понравилась. Никто не загоняет спать, когда поздно, никто не контролирует. Я познакомился с другими беспризорниками, хулиганами всякими. Школу, естественно, бросил. Ну, а как ещё было находить деньги, если ничего не умеешь и работать не хочешь? Я стал карманником, - Хансоль передернул плечами. – А годы утекли, как сквозь песок вода. Время потеряно, никуда уже не поступишь, не устроишься, даже если передумал и решил начать заново… вернее, можно бы было постараться, но разве хочется? Я и продолжал красть, да воровать. Вот и попался. Я не горжусь, что так жил. Но и не жалею. Весело было, - вспомнив о чем-то, возможно, о передрягах, в которые попадал вместе с дворовыми друзьями, или о каких-нибудь девчонках, которым потом покупал подарки на ворованные деньги, Хансоль приятно улыбнулся. – Но сейчас лучше, - он посмотрел на меня. – Ну, а ты?

– А я… - начал было говорить мой язык, но мозг пошел другим путем. Он сказал мне «братьям врать нехорошо», и это был вкрадчивый и мелодичный голос Лео. – А я девушка, Хансоль. – он непонимающе уставился на моё лицо. Ждал дополнений, объяснений. Я замолкла.

– Шутишь? – стараясь продолжать улыбаться, прищурился он.

– Нет, но… не проси меня только раздеться. Я, правда, девчонка, - прокашлявшись, я поправила воротник рубашки. Надоело уже светить всем перед всеми. – Вспомни, что никогда не видел меня с вами в бане, и поймешь, что всё так, как я говорю, - Хансоль слегка выдвинулся на стуле из-за стола, чтобы оглядеть меня с расстояния. Его глаза прошлись от ступней до макушки.

– Вполне похоже на то, - тихо прошептал он, не переставая меня изучать. – Но это не объясняет твоего нахождения здесь. Скорее, это намекает на то, что тебя тут быть не должно вообще.

– Так вышло… - я хотела опять уйти от ответа, но что-то пробило меня в этот час на правду, искренность ли Хансоля или его душевные метаморфозы, или изменения в наших с Лео отношениях (да каких отношениях? Нет ничего между нами, не мечтай, Хо!). – В общем, скажи мне, ты выходил из монастыря в ночь Распахнутых врат?

– За ворота? – подивился юноша моей выдумке. – Если бы я вышел, то, наверное, не был бы сейчас тут. Разве нет? Я думал, что они распахиваются для тех, кто передумал быть монахом. А я не передумал. Я не хочу в тюрьму, - хохотнул Хансоль, но его кривенькая и ироничная ухмылка сказала, что это уже не единственная причина. Он и без угроз извне не хочет покидать Тигриный лог.

– Так, значит, ты не выходил?

– Да нет же! А в чем дело? – насупился он. Похоже, моя половая принадлежность не произвела на него впечатление. Впечатления от читаемой книги были куда сильнее и он ещё копошился в них, найдя край клубка, ведущего к почтительному и уважительному отношению к женщинам. Мастер Ли, вы такой же гений, как Хан и Хенсок.