Тигриный лог

Чеснокова Юлия Олеговна

– Лео… - позвала я. Изваяние каменного стража. Одно из мифических божеств, что сохранилось в Гималаях или на Тибете. Непоколебимое, таинственное, безответное. Даже ухом не повел. – Можно поговорить? – шепотом сипела я сбоку, боясь, что он пошлет меня. Но почти двухмесячный опыт общения с ним доказывал, что посылать он не умеет. Так что рисковать стоит. – Лео, я хотела бы извиниться… - За что? Что я несу? Вовсе не хотела. Извиняться надо, когда знаешь, что обидел, а я понятия не имею, что чувствует брат-монах. Вряд ли он оскорбился, потому что для оскорбленности нужно обладать гонором и чувством собственного достоинства. Они у Лео были в зачаточном состоянии, воспитанные самоотреченностью и смирением. Нет амбиций – нет обид. –

Поговори со мной, пожалуйста. Бог вечный, с ним всегда успеешь, - тихо попросила я ещё раз. Глаза Лео открылись, и он медленно повернул лицо ко мне, опустив ладони на колени. Как же плавно и изящно он это сделал! Как в фантастических фильмах, где кто-то очнулся после десятилетий простоя, или заморозки, робот или сверхсоздание, и ещё не знает, как именно себя вести, как владеть своим телом. – Спасибо, - поблагодарила я за оказанное внимание. – Ты сердишься на меня? – он помотал головой. – А почему завтракать не пришёл? – Как можно меньше общих вопросов! Чтоб нельзя было «да», «нет». Пусть словами говорит, длинными и развернутыми предложениями.

– Нужно было подумать, - чуть невнятно произнес он.

– О чем? – совсем как Ви утром повела себя я.

– Обо всем… - попытался уйти от конкретики Лео.

– Сразу обо всем думать невозможно. Надо поэтапно. О чем ты думал именно сейчас? – попыталась я помочь ему. Молодой человек задумчиво опустил глаза к полу, стал водить ими по нему. Медленно поднял руку и медленно же заправил челку на висок, чтобы не мешала взору. – Ты стесняешься меня всё ещё? – Ноги затекали на корточках, но я не хотела менять позу, чтобы не спугнуть Лео. Проведенная параллель с птицами вклинилась в воображение, и такими мне и виделись некоторые местные жители. Кто-то, как Джеро, павлином (а они, кстати, не летают, так что пусть и не выпендриваются), кто-то галчонком (это я придумала ещё до Хенсока), кто-то попугайчиком, а кто-то черным лебедем. Я бы сказала, что таких тут два. Один хотел бы умереть вместе со своей погибшей самкой, но не вышло, а другой влюблен в Каясан, и желает хранить ей свою лебединую верность. Лео двусмысленно кивнул. Я хотела прокомментировать это, но он заговорил:

– Я знаю, что не должен испытывать перед тобой стыда. От него нужно избавиться, - убежденно произнеся это, Лео выпрямил спину, посмотрев перед собой, чуть вправо, на Будду. – Но как сделать так, чтобы избавиться от своего стыда, не тронув твою стыдливость? – он повернул лицо ко мне. – Девушки должны быть застенчивыми. Не истребляй в себе этого, - Это было упреком за то, что я разделась, когда болела. И, наверное, ещё за что-нибудь.

– Если бы меня слишком сильно всё смущало, я бы тут не продержалась столько времени.

– Я понимаю, - Ещё бы! Кто, как не ты? Ты так же, как я, прожил среди противоположного пола, пытаясь подстроиться под него и не замечать различий, чтобы не испытывать крайних неудобств. Но ты был ребенком, а потому остался всё тем же невинным мальчиком, которому голые и развратные женщины стали не нормой, а дефектом. – Хо, - Я внимательно на него воззрилась. – У монахов не может быть ничего своего.

– Я знаю. К чему ты это? – Не хотелось бы, чтобы мысль осталась не раскрытой. Зачем-то же он начал это?

– Совсем ничего. И девушек, - Он впился в мои глаза своими с таким неистовством, что я разозлилась на себя, что не могу понять его без слов. Он ведь что-то шепчет своими красноречивыми глазищами. – Но если я целовал тебя, то ты моя? – вопросительно и робко пригнулся он. Будто сам опешил от своего вопроса. Я чуть не отвесила челюсть.

– Я… ну… - Боже, он, действительно, воспринимает поцелуй, как обряд венчания? Странно, но в отличие от предложения Джина пожениться,

это меня совсем не пугает. – Выходит, что так. Мы же уходим пятнадцатого, так что...

– Но тут ещё жить двадцать пять дней! – сокрушился Лео, взволновано поведя плечами. – Я не имею право всё это время считать что-то своим. Нельзя, - замотал он головой усерднее, чем когда-либо. – Нельзя.

– Так не считай! – предложила я. В чем, собственно, проблема? – Почему обязательно так думать? Мы можем всё оставить, как раньше. Никаких обязательств, - Я с ума сошла? Предлагаю святому человеку отношения без обязательств. Куда я скатываюсь? Парень, давай целоваться и обжиматься по углам, только никаких претензий друг к другу! Ты принадлежишь себе, я себе.

– А ты… ты… - сглотнув, Лео облизнул губы. Мне дико захотелось поцеловать их снова. Когда-нибудь настанет такой момент, что он сделает это сам? Без просьб и подсказок. – Ты будешь тогда ещё с кем-то целоваться? – У меня аж в ребрах защемило. Это было одновременно так сурово и мило, что сперло дыхание. Поэтому он считает, что надо окрестить меня своей? Чтобы я по другим не бегала? Это слежка за моим нравственным обликом или мужское собственничество?

– Нет, откуда такие мысли? – От верблюда, Хо! Не он ли видел, как я тянулась к Джину, и огрел меня палкой, чтобы не блудодействовала? А сколько всего ещё он видел?

– И ещё, - продолжил он. Что ж, как я и научила, он поэтапно решил выложить всё, что накипело. С одним он кое-как разобрался, пришла очередь следующего. Он стал мрачнее и собраннее. Не было неуверенности, только что раскрашивавшей его иконный лик. – После ухода отсюда… после пятнадцатого… мы не сможем быть… вместе, - загнанно покосившись на меня, он извинялся взглядом не за то, что сказал это, а за то, что это было фактом, его собственным решением. Откуда-то из глубины груди во мне забурлили слезы. Показалось, что плакать собралось сердце, а не глаза. Я хотела что-то ответить, открыла рот, но закрыла его опять. Почему он так решил?

– Я не нравлюсь тебе? – осмелилась спросить я. Если ответит утвердительно, я пойду к обрыву. Нет, не прыгать вниз. Кричать на весь мир, что ненавижу его и несправедливость. Что я нашла идеального мужчину, отказалась ради него от другого (отказалась же?), не менее прекрасного, но чуть менее идеального парня, а он…

– Если бы не нравилась, то я бы решил иначе, - Какая глупость! Что за парадокс?! Неадекватная логика!

– Врать нельзя, а ты обманываешь меня, - губы затряслись, и я, дрожа ими, наблюдала, как расплывается силуэт Лео перед глазами от влаги на них. – Если не нравлюсь, то так и скажи.

– Если бы я не дорожил тобой, то взял бы с собой, - твердо опроверг мою претензию бывший привратник. – Но я никогда не возьму тебя в новую жизнь, где нет места покою и безопасности.

– Мне всё равно! Я готова терпеть что угодно! Я ведь тоже учусь драться, и смогу за себя постоять…

– Нет, - оборвал меня Лео. Я открыла рот. – Нет, - повторил он.

– Тут нам быть вместе нельзя, после выхода ты не хочешь… что же, мы… мы не имеем права на то, чтобы… чтобы… - Любить друг друга. Быть вместе. Это так громко, так значимо. Я никогда не объяснялась в любви, никогда не знала ничего такого огромного и сильного. Поверит ли Лео в то, что я выдержу любые испытания рядом с ним, если я признаюсь ему в любви? А насколько меня самой-то хватит? Хенсок был прав, что любовь проверяется временем, и если не выдерживает проверки, то это пагубная страсть. Я могу навязаться к Лео в компанию и не выдержать, чем разочарую его и причиню боль. Ведь он для себя выбора не видит. Это его долг, цель всей жизни, дело всей жизни.