Тихие сказки
Шрифт:
— Я — Том.
— А что ты умеешь, Том?
Никому бы на свете не сказал он этого вслух, но Ей он только это и скажет.
— Я умею любить. Это я вправду умею.
— Да, это ты вправду умеешь, я знаю. А все остальное при-ложится к этому.
— Приложится? — тихо повторил он. — Неужели… неужели я сумею зачерпнуть из Неисчерпаемого Источника?
Она посмотрела на него долгим взглядом и потом тихо не то спросила, не то сказала:
— Ты пришел сюда медленным путем. Ты шел по следу?
— Да. Я шел по следу.
— А тебя ведь опередил другой.
— Талисман, который я не сумел сохранить. Я не сумел с ним обращаться как надо.
— Нет, ты с ним поступил именно так, как надо. Тот, кто отдаст талисман из любви к другому, придет к Источнику медленным кружным путем и зачерпнет из Источника. А тот, кто отберет талисман у другого, придет быстрым прямым путем — и не сможет ничего зачерпнуть из Источника.
Тот, кто опередил тебя, считал, что он все умеет, но ушел отсюда с тем, с чем пришел.
— Кот в сапогах? Поджал хвост и удалился?
— Ну да. Он перечислял все свои достижения. И диплом предъявлял, и степени. Да это всё здесь не нужно. Здесь всё напросвет. Удостоверения не требуется. Вот я смотрю на тебя и вижу, что сквозь тебя свет проходит. А сквозь него — нет. Он стоял и заслонял собой свет. И к Источнику никогда он не подойдет. Он же Его заслоняет. А здесь никто никого не заслоняет. Здесь все прозрачные.
Том огляделся. Ну да, он снова в царстве прозрачных. Снова… Он был здесь когда-то. Но попасть сюда снова, как снова родиться. Разве мы знаем, что было до нашего рождения? Может, душа что-то смутно помнит… Прислушиваться к своей душе… Это, может быть, самое нужное.
— Кто-то прислушивается, кто-то ее заглушает, — сказала Владычица, точно продолжая его мысли. — А только и надо, прислушиваться, Том. Прислушиваться и идти за своей Душой. Те, кто идут за Ней, в конце концов, становятся прозрачными. Они не заслоняют света. И как только сам перестанешь заслонять свет, так и встретишься со всеми, кто не заслоняет света. Свет ведь один. В свете все и встречаются.
Том глядел во все глаза — и сиял во все глаза. И вдруг увидел свою Любимую. «Все прозрачные встречаются здесь». А она, его вечная Девочка — самая прозрачная. И сквозь нее светится неисчерпаемый Источник. Источник Любви и Света. Любовь из нее излучается, как из звезды — свет.
— Ее Любовь и создала вашу страну, — сказала Владычица. — А твоя любовь вернет ей свет.
«Как это?» хотел спросить Том, но во время вспомнил, что на эти вопросы волшебники не отвечают. Он сел у ног своей Любимой и больше уже не о чем не спрашивал.
Можно было бы подумать, что все это ему приснилось, потому что сидели они в своей милой стране Детства на опушке леса. Но ведь он оставил эту Страну, когда она была в темноте, а сейчас все в ней светилось. Все огни в домах, все фонари, гроты, витражи. И появились какие-то новые мерцающие огоньки, тихие и всё подсвечивающие изнутри, — угольки от костра гномов — узнал Том.
Нет, все, что было — не сон. Иначе разве могло бы так гореть и
— А вот этот огонек никогда не гас, — сказала Она и повернула Тома лицом к лесу.
Маленькая избушка на курьих ножках с одним окошечком, с открытыми ставеньками и с неугасимым огоньком. — Вот она!
Так ведь он же больше всего на свете хотел узнать, чья она? Кто в ней живет? А теперь знание пришло само, как когда-то сложились сами ледяные кубики у Кая в царстве Снежной Королевы.
— Я знаю! — вскрикнул он. — В ней живет Сказка, которая никогда не выходила из Правды, как старая Девочка из Страны Детства. Сказка, неразлучная с Правдой. Если бы просто Сказка без Правды, то это была бы пустая выдумка. Если бы одна правда без сказки, то она была бы все равно, что Дерево без корней и ветвей, — столб а не Дерево. И тогда не было бы неугасимого огонька. Но он есть. Только, только потому, что есть сказка, которая никогда не разлучается с Правдой. И это Тайна. Из нее и родится все живое.
Все молча слушали Тома. Все. Не только свои, но и эти, которые ими правили. Здесь была и та, которая не любила, чтобы ее звали Бабой-Ягой, и Гусыня, которая вдруг опустила свою шею и наклонила голову на бок. И даже сам Правитель, почему-то с перевязанной пастью (зубы что ли у него болели?). Все оцепенели. Надолго ли? Трудно сказать. Может на минуту, а может и больше. Но только у одного из них — у Кота — вдруг заискрилась шерсть и поднялись уши так, что он внезапно стал напоминать котенка, которым был в Стране Детства.
— Свет! Свет! — крикнул он.
Нет, не только свету в домах удивился Кот.
— Звезды. — Снова закричал он. — Откуда, откуда они взялись?!
— Но они-то ведь всегда были, — ответила Длинная помощница Правителя. — Что с ним происходит? Он стал удивляться самым обычным вещам. Он явно впадает в детство.
А Кот между тем сбросил свою шляпу, скинул сапоги. Он вдруг вспомнил, что он родственник Волшебного Кота с загорающимися глазами, Кота, который знает Тайну. Ну да, ту самую Тайну, которая и есть Сказка, неразлучная с Правдой. И тут он закружился, как котенок, бегающий за своим хвостом, а потом остановился и проговорил: Давным-давно ведь было сказано «будьте, как дети». Чего же мы никак не можем этого расслышать?
Это тайна!
— Здравствуй, Том.
— Здравствуй…
— Не знаешь, как меня назвать? Не помнишь меня?
Перед Томом стояло… в общем-то маленькое дерево и все-таки не дерево, конечно, а какое-то существо. Оно как будто вылуплялось из дерева, как птенец из яйца. Но вот не довылупилось.
В извилистых таинственных складках коры крылось что-то такое, чего еще понять нельзя, но что уже любишь почему-то. И глядит на тебя глаз, глубоко запрятанный в этих складках. Один глаз. Но откуда он смотрит? Из под каких таких нависших, как деревянные сосульки, век? Да веки ли это? Просто что-то прикрывает глубину. Глаз маленький, как звездочка на небе. Вот ведь звездочка на небе — махонькая… А почему же от нее так расширяется сердце?