Тихий голос. Стихи разных лет

Данилевский Ростислав

Квелленберг

(название улицы, в переводе – «Гора источников», в деревне Обервеймар, под Веймаром)

Я живу на Квелленберге,На горе, где бьют ключи,И, мне кажется, я слышу,Как звенят они в ночи,Да еще собака лает,Да еще поет петух,В церкви колокол играет…Я – в раю. Одно их двух —Или это – наважденьеИ развеется во прах,Или кто-то наслажденьеМне добыл на небесах.Жизнь свою перебирая,Вижу – грешен я вполне,Не заслуживал я рая.Ты молилась обо мне.

«C детства помню строки…»

C детства помню строкимаминой руки:«Станция

Потоки,хутор Кияшки».Сердце улеталов теплые края,словно под Полтавойродина моя.Там, в тени акацийУ тропы на Псел,Невдали от станции,Дед наш кров нашел —Белая хатынка,запах кизяка.вечерами кринкапарного молока.И почти у берега,Не высок, не густ.Рос с начала векаБарбариса куст.

Кременчуг

Замер мост в предполетномПоследнем порыве.Тополя-часовые стоят над рекой.На крутом, на кремнистомднепровском обрыве —Город предков моих.Кременчуг дорогой.Дорогой мой, забытый,Историей битый,Осушил сию чашуДо самого дна.Разве только плотиноюи знаменитый,Ты – мой город,И слава тебе не нужна.Мягкий говор – то суржик,А то ридна мова.Теплый камень домов,Пыльный воздух дворов.Жизнь с тобой обошласьНепомерно сурово.Только Днепр не суров,Только Псёл не суров.Нас просили курганыЗабыть наши раны.Всё простили нам рощи,Что в пойме реки.Те, кого не приветилиДальние страны,Возвращайтесь домой —В Омельник, в Кияшки.Травы стелются там.Там и ласточки вьются,Горизонт убегает, куда ни ступи.Пусть паны себе между собою дерутся,Нам так вольно дышатьВ кременчугской степи!

Песенка о дамском портном

У деда моегобыла машина «Зингер»,и он, когда работал, пел.На той машине золотомбыл нарисован Сфинкс,и он задумчиво смотрел.Иголка стучала,и шпуля жужжала,педаль под ногоюкак будто дышала,а старый Сфинкс задумчиво смотрел.Давно на свете нетНи Зингера, ни деда,от дома не осталось и следа.И даже если Сфинксбездомный бродит где-то,ко мне он не вернется никогда.Но шпуля жужжит,и машина вздыхает,и строчка под песенкувдаль убегает,туда, где, наверно, никто не страдает,Один лишь старый Сфинкс туда смотрел.

Полынь

Сорву я веточку полыни,Потру ладонь ее цветком —Степная горечь УкраиныПовеет в душу ветерком.Увижу Днепр, и Псёл сонливый,И блеск ужа в траве густой,И молчаливый-молчаливыйНад тетей Дашей крест простой.Увижу круг степей огромный,За ним вдали морскую синь.И запылает ночью темнойЗвезда Полынь…Услышу скрип возов воловьих,Чумацкий окрик «цоб-цобэ!»И тихий зов любви и крови,Полынь, к тебе.

Моя душа

Пришел тот, кто всё знает,и сбил меня с толку,сказав, что то, что я пишу, никого не задевает,и что сам я не интересен ни современнику, ни потомку,что все так пишут, – и это даже не стихи, а стишки,что в моих книгах самое ценное – корешкии что лучше бы прятать подальше свои грешки.Но стоило только ему удалиться,как снова стала музыка литься,и зазвучали в душе слова,и я выяснил, что душа жива,что, недотепа и недотрога,она поет не для него и даже, – дорогая моя, простименя, – не для тебя,а для Господа Бога.

«Как страстно хочется покоя…»

Как страстно хочется покоя…в соседство Бога скрыться мне!А. Пушкин

Иду, иду. Со мной никто.В. Брюсов

Как страстно хочется покоя,Освобожденья от всего!Брести дорогою степною —И никого! И никого…Где нет мольбы – там нет страданья,Где нет страданья – нет любви,Ни жалость, ни воспоминанья, —Ничто, ничто… Иди, живи,Бреди дорогою степною,Гляди на кудри облаков.Труды, долги – да Бог с тобою!Оставь их без обиняков.Ты обретешь покой и ясностьНезамутненного чела.Но только бытия напрасностьТебе в чело бы не пришла!

Мертвые буквы

Живые слова поменял яна мертвые буквы,живые мечты поменял яна мерные будни,что тащутся, не поспешаяи неотвратимо,и тихо летейские струиуносят что было.На месте свиданий, на местегорящих страданий, на местевсезрящих прозрений —лишь мертвые буквы остались,как мертвые губы,читай, не читай их, целуй, не целуй —не воскреснут.

Путь

Очень хотел бы с тобойна Ярославском вокзалесесть в электричку и ехатьв Пушкино, мимо Мытищ.В Пушкине выйти и тамсразу налево податься —к старенькой школе моей,в зелени возле путей.Далее прямо пойти,к мостику чрез Серебрянку,в гору, вдоль бывших плантацийэфирных и масличных роз [1] .Бабушкин домик стоялкогда-то, в цветах и деревьях,там средь полей, но теперьнет от него и следа.В Новой деревне шоссемы перейдем возле церкви,ныне прославленной: в нейбыл настоятелем Мень.А для меня этот храмтем еще близок и дорог,что на погосте при нембабушки Оли моейпрах упокоился. Мы жедальше пойдем, помолясь.Словно колонны собора,сосны столетнего бора,встретятся нам, и войдеммы под смолистую сень…

1

На окраине подмосковного Пушкина, за речкой Серебрянкой, недалеко от Акуловой горы, воспетой В. Маяковским, находился Всесоюзный научно-исследовательский институт эфирно-масличных культур (ВНИИЭМК) с плантациями роз и всяких других пахучих растений и домиками сотрудников. В одном из домиков жила много лет тетя моя по отцу Матрена Андреевна Тригубенко (урожд. Данилевская), покойный муж которой когда-то работал в этом институте. С нею жила ее мама, моя бабушка, Ольга Марковна Данилевская (урожд. Петренко), которая там и скончалась и похоронена на кладбище Новой деревни.

«Кладбище! Нет печальней темы!..»

Кладбище! Нет печальней темы!Повсюду видятся кресты —Предупреждения перстыО том, чего боимся все мы.Не нахожу яздесь отрады,Хотя хожу сюда весь год.Так и ходить сюда не надо.Пока тебе не подопрет!Тогда придешь и обретешь,Как минимум, покой душевный,И даже день у Бога гневныйБез страха ты переживешь.И станешь мудро говорить:«Все в мире целесообразно!И на кладбище не напрасноМолитвы надобно творить».