Тихий конец света
Шрифт:
— И что, все самолеты попадают? — послышался голос Гриши.
— И взорвутся ядерные электростанции? — спросил Философ.
— Если не включат вовремя систему аварийной остановки, то взорвутся, — ответил Матвей, проигнорировав первый вопрос.
Тишина в отделении стала полной. Илья, тихо миновав коридор, зашел в служебный туалет. Он долго мыл лицо, пытаясь прийти в себя. Затем взглянул в зеркало. «У меня нет души, — шепотом сказал Илья, — я сам душа. Душой я думаю, принимаю решения, чувствую». Илье показалось, что перед ним открылась огромная бессмысленная пропасть, бездна, набитая густой тьмой, куда, если сорвешься, будешь падать годами — ни зависающего
Когда Илья уснул, Матвей подождал полчаса, затем вышел в коридор. Артем сидел на своем посту, свесив голову на грудь. Матвей потрепал его за плечо — Артур открыл рот и выпустил нитку слюны на подбородок. «Началось, — решил Матвей. — А где же наши ключи?». Матвей уложил Артура на кушетку и ощупал его одежду. Ключи от дверей больницы оказались в кармане штанов. Дверная ручка лежала в халате. Матвей подозвал к себе Гришу.
— Где хранятся вещи больных?
— Там, — показал длинной рукой Гриша в направлении столовой.
— Зови Ленина с Философом. Только тихо.
Матвей открыл дверной ручкой решетчатую дверь, потом ключом из связки Артура деревянную дверь маленькой комнатушки, заполненной вещами. Матвей, отбрасывая шмотки в стороны, нашел свою кожаную куртку. Проверил карманы — паспорт и деньги отсутствовали.
— А документы они, где хранят? — спросил Шувалов Гришу.
— В кабинете врача.
— Одевайтесь во что хотите, — сказал Матвей. — Скоро свалим отсюда.
Матвей вышел из комнаты. Напротив него была входная дверь в отделение. Шувалов подобрал ключ из связки и открыл замок. С улицы ворвался свежий ночной воздух, пахший дождем и подгнившей листвой. Матвей с удовольствием вдохнул пару раз и запер дверь на ключ.
В кабинете дежурного врача на кушетке лежал доктор в обнимку с медсестрой. Шувалов начал обыскивать ящики письменного стола. Документы больных стояли стопкой в картонной коробке. Матвей включил переносной фонарь со встроенным радио и нашел свой паспорт. Потом, прихватив коробку с документами и фонарь, вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Матвей остановился возле входа в надзорную палату. Закурил сигарету. Артем лежал перед ним, пуская на подушку слюни.
— Поп, — позвал Матвей, — ты уходишь с нами или будешь новым людям проповеди читать?
Илье ничего не снилось, он просто почувствовал нестерпимое давление внизу живота. Илья открыл глаза. Темно. Он встал, нетвердо держась на ногах. «Он в больнице, в своем отделении, — в голове Ильи было тихо и пусто, непривычным стало все — зрение, слух, восприятие окружающего пространства. — Лежат люди. В больнице никогда не выключается свет. Давит внизу живота». Илья выбрался из палаты, придерживаясь за спинку кровати, пересек коридор и зашел в туалет. Промахиваясь, помочился в унитаз, еле видный в лунном свете, проходящем через зарешеченное окно. Илья хотел вернуться в теплую кровать, но заметил в конце коридора белый отблеск света. «Кухня. Чай, — беззвучно подумал Илья. — Дверь закрыта». Илья схватился за арматурный прут, из которого была сварена дверь, и начал дергать, оглашая спящий коридор частыми металлическими ударами. Справа, из проема двери показалась каштановая бородка Ленина.
— К нам доктор пришел, — сказал он, повернувшись назад.
— Какой из них? — спросил голос Матвея.
— Илья. Санитар, — ответил Ленин.
— Запускай, — разрешил Матвей.
Ленин вставил в
— Проходи, присаживайся, — сказал Матвей, отодвигаясь на скамье. — Чего-то хочешь?
— Чай, — ответил Илья и сел.
— Очень хорошо, — сказал Матвей. — Ленин, сделай Илье чай.
Матвей внимательно всматривался в лицо Ильи. Тот посмотрел на сигарету Матвея, достал пачку «Честерфилда» и подкурил от газовой зажигалки.
— Смотри сюда, — сказал Матвей.
Шувалов поставил перед Ильей фонарь и включил радио. Из динамика послышалось шипение и треск. Матвей медленно начал прокручивать колесо настройки. Менялась частота и громкость шипения. Колесо настройки уперлось в окончательной позиции. Матвей переключил тумблер, настраивая радио на прием коротких волн. Потом прокрутил колесо настройки по всему диапазону. Илья не отрывал взгляда от красной стрелки, ползущей по шкале.
— Что скажешь? — спросил Матвей.
— Радио не работает, — без интонации ответил Илья.
— Радиостанции не транслируют передач, — тоном терпеливого учителя поправил Матвей. — А теперь посмотри в окно.
Илья послушно встал, развернулся к окну и увидел темный парк. Вдали угадывались силуэты других корпусов клиники.
— Света нет, — сказал Илья, совсем не удивившись.
— И не будет. Садись, пей чай. Скоро уходим. Воняет здесь.
Шувалов открыл настежь дверь в общий блок, затем распахнул дверь на улицу. Территория больницы с четырнадцатью корпусами и одним административным зданием казалась заброшенной. Матвей уверенно повел группу в направлении выхода из больничного комплекса. Лунный диск освещал асфальтовую дорожку, окрашивал серебром редкую листву деревьев и траву, припорошенную первым снегом.
— Стойте здесь, — тихо приказал Матвей, увидев кирпичную арку и маленькое строение охранника, слева от него стояли машины скорой помощи.
Шувалов, не таясь, зашел в дежурку. Внутри было темно, Матвей оставил открытой дверь. Положив голову на стол, спал мужчина. Матвей подошел к прибитому к стене деревянному щиту с развешенными на нем связками ключей. Выбрал связку с красным брелком и надписью «Газель». Потом порылся в ящиках стола. Добыв фонарик, он вышел из дежурки, прикрыв за собой дверь.
За чугунными воротами тихо лежала темная улица. Шувалов распахнул ворота, подбирая добытые ключи, нашел нужный автомобиль. Группа загрузилась в машину «скорой помощи».
Город мирно спал. Автомобили, брошенные посреди улицы, припаркованные криво, поперек дороги, стояли с открытыми дверьми. В их салонах тускло горел свет. Шувалов замечал людей, лежащих в парках и просто возле стен домов. «Прежде чем уйти, они всех усыпили, — подумал Матвей. — Надо шевелиться, пока не началось».
Рядом с Матвеем, на пассажирском сиденье сидел Гриша. Он крутил головой, рассматривая город. После четырнадцати лет, проведенных в дурдоме, Гришу интересовало все — машины разных моделей, новые высотные здания, супермаркеты, рекламные бигборды. Он знал жизнь только по старым журналам, которые приносили санитары.