Тихое оружие
Шрифт:
Прощаясь с Григорием Михайловичем, Осип заискивающе попросил:
— Выручай, если что! Наверно, это партизаны подорвали бензосклад. Теперь СД развернется… Ведь половина караульной команды гуляла на свадьбе! Как бы не прицепились ко мне?
Лицо у жениха было совсем растерянное. — Ну а чем же я могу тебе помочь? — развел руками Григорий Михайлович.
— Ну вы там, в городе, поближе к большому начальству… А теперь вот стали моим родичем.
— Не робей, Осип, думаю, все обойдется. У караульщиков
Успокаивая жениха, сам Григорий Михайлович не был спокоен: «Как бы и нас к этому делу не пристегнули…»
Нина ни о чем не расспрашивала «отца»: она только теперь до конца поняла, почему он все время был настороже. Ей стало обидно, что Григорий Михайлович скрыл от нее подготовку к диверсии. Встревожила, конечно, мысль о нависшей опасности…
Всю обратную дорогу молчали. Лишь один раз Анна Никитична, насупившись, проворчала:
— И дернул же тебя черт за язык! «Слава богу…»
Но Григорий Михайлович не обратил внимания на упрек жены. Мысли у него были заняты другим.
— Хорошенькую свадебку устроили, нечего сказать… — задумчиво произнес он. — Теперь «бобикам» будет тяжелое похмелье!
Новое осложнение
К вечеру, когда огромное красное солнце село за горизонт, подрумянив перистые облака, все трое, усталые, задумчивые, вернулись домой.
Неподалеку, на лугу, они повстречали Артема и Милочку: мальчик пас на приколе Красавку, а девочка рвала цветы. Завидев родителей, она бросилась им навстречу, но, заметив сумрачные лица, повисла на руках у Нины.
— Артем, как Павлик? — спросила мать.
— Сережа с ним. Там и тетя Феня.
— Чего она?
— Не знаю. Какая-то чудная…
«Уж не случилось ли чего?» — забеспокоился Григорий Михайлович и прибавил шагу, обгоняя жену и «дочь».
На крыльце его встретила Феня, жена «дублера».
Она кивнула хозяйке, и обе отправились на огород. Пройдя по дорожке между гряд и посматривая на плети огурцов с желтыми цветочками, они о чем-то коротко поговорили. Затем женщина направилась к калитке.
Когда «отец» вошел в комнатку Нины, девушка заметила, что он чем-то взволнован. Закручивая козью ножку, Григорий Михайлович глухо промолвил:
— К «дублеру» больше не ходи.
— Что случилось?
— Они убрали «Северок».
— Куда?
— В поле. Феня вынесла его в рожь. Говорит, нависла угроза, они не могут совать свои головы в петлю.
— Кто им об этом сказал? И как же теперь будет? Выйди, «отец», я переоденусь.
— Погоди. Я сам схожу к Павлу: надо все выяснить. Ох, чуяло мое сердце… — проговорил Григорий Михайлович.
Анна Никитична торопливо стала собирать ужин для детей,
Чтобы хоть немного успокоить себя, девушка села за швейную машинку. Но шитье не шло, и она сбила строчку. Стала поправлять — укололась иглой.
Тогда, прикрыв руки шитьем, начала готовить сообщение о подрыве бензосклада, но дважды ошиблась…
Все бросив, Нина вскочила со стула:
— Мама, да как же они посмели это сделать без нашего ведома?!
— Не горячись, не поднимай шума. Дождемся отца. Может, бог даст, все и обойдется.
Анна Никитична пошла укладывать детей, а Нина достала из-под матраца пистолет и, приспособив его под мышкой, села у окна, чтобы видеть подходы с тыла. А перед домом, на улице, сидел Артем: в случае опасности он должен был заиграть на губной гармошке «Лявониху».
«Отец» вернулся, когда уже стало темно. Лицо у него было в красных пятнах, руки и колени испачканы землей. Он сбросил с ног башмаки и, чтобы не разбудить детей, тихо попросил:
— Мать, дай другую обувь, а эту спрячь подальше. Очищая брюки, Григорий Михайлович проговорил:
— Еле нашел. Ну и запрятала…
— Как же мы теперь будем? И что же все-таки случилось?
— Я говорил с Павлом, Нина. Полицай Дуров шепнул им по-дружески, что он был в комендатуре и будто бы там упомянули об обысках сегодня ночью.
— А может, Дуров провокатор? Шепнул, а сам потом проследит?
— Кто его знает! — развел руками «отец».
— Конечно, береженого бог бережет, — проговорила Анна Никитична.
— Что же нам теперь делать? — недоумевала Нина.
— Переждем ночь, а утром решим, как быть, — сделал вывод Григорий Михайлович.
— Нет, ждать не будем, — возразила девушка. — Веди меня в поле сейчас же: я должна передать сведения в Центр.
— Днем будет лучше, Нина. А сейчас к дзотам уже пришли караульные. К тому же ночью обязательно нарвешься на патрулей.
Правота Григория Михайловича была очевидна, и Нине пришлось с ним согласиться.
В эту ночь взрослые почти не спали: вздрагивали от малейшего стука, прислушивались к различным шорохам.
Положив правую руку под мышку, где хранился пистолет, Нина всю ночь пролежала в неудобной позе и то и дело смотрела в окно, выходившее в огород.
В темноте ей постоянно чудилось, что к дому идут гестаповцы с собаками на поводках, окружают его и вот-вот ворвутся. «Буду стрелять до предпоследнего патрона…» — билась в голове мысль. А за ней другая: «Но как же тогда моя новая семья?»
Утром, только взошло солнце, а дети еще спали, Нина надела старенькое платье, повязала на голову платочек «шалашиком» и, взяв корзинку, сказала: