Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)
Шрифт:
Но зато вскоре после этого нехорошего инцидента и состоялось мое знакомство с владельцем одеяла Сун Ятсена.
Я пришел к нему сам. Меня направили, и я пришел сам. Он встретил меня сердечно и энергично.
– Болеешь, мальчик? Ничего! Быстро подштопаем!
Стихи пишешь? Пиши, брат, полезнейшая вещь! Раз ехал в троллейбусе. Мотор загорелся. Все спаслись. Хромаю.
Пион лучше розы. Роза - эстет. Тебе не понять. Мальчонкой жил в Харбине. Ночевал Сун Ятсен. Осталось одеяло. Наследство. Повезло - музеи не знают. А то заберут одеяло.
Стрекотал, а сам был низенький, толстенький, с четкой щеточкой усов. Жилет, цепочка.
— ...мальков зеркального карпа! Представляешь, мальчик! Наука! Завозят самолетами. Самолетами же гасят лесные пожары. Наука!.. Иногда думаю - если бы Иисус Христос не умер так рано...
— Вы-ыже-едок-тор?
– спросил я.
— Да!
– важно ответил доктор, он же владелец одеяла Сун Ятсена.
– Я - доктор, и мы сейчас же начинаем сеанс.
Он напыжился, надулся, растопырил короткие пальцы и страстно зашептал:
– Спать! Спать! Вы ничего не видите, ничего не слышите, ничего не чувствуете! Вы расслаблены. Вас ничего
не волнует. Я повторяю - ни-че-го не волнует. Ни-че-го.
Спать! Спать! Спать!
Исключительно из вежливости я опустил веки и ровно задышал. Довольный владелец одеяла подошел к окну и закурил вонючую сигарету "Памир".
Покурив, он вынул из шкапчика прозрачную колбу на длинном шнуре. Он включил колбу в электрическую сеть, и колба наполнилась голубым сиянием. Повеяло озоном. Доктор поднес колбу к моему темечку. Повеяло озоном. Голову приятно покалывали неведомые мне, миру и доктору искорки. Тут-то я якобы и проснулся.
— Сладко ли спалось, мой мальчик?
– лукаво осведомился доктор.
— Я спал? Я заснул?
– исключительно из вежливости не поверил я.
– Мне казалось, что лишь только что вы
мне говорили про одеяло Сун Ятсена.
— Ты спал целых десять минут!
– торжественно воскликнул доктор.
– Ты спал десять минут, а это отнюдь не
мало!
Понятно, что к такому замечательному человеку я повадился ходить. Вернее, даже не ходить, а ездить. Я ездил к нему в больницу на старом велосипеде "ЗИФ" до самой осени, до сентябрьского ледка в лужах, до первого пара изо рта, до тех пор, пока не схватил воспаление легких и лег дома на улице Засухина в железную кроватку, где над кроваткой - радиодинамик, а на стуле - пилюли, а в руках- книжка "Гекльберри Финн".
А когда встал с постели, то была уже полная зима. Белые хлопья облепили кудрявое лицо В.И. Сурикова в одноименном сквере. Ветви сквера трещали под снеговой тяжестью. Дети прикручивали к валенкам коньки.
А доктора-то уже и не было. Я пришел, а никто и не знает, где доктор есть. Сказали только, что он уже больше не принимает и принимать не будет и что он уже не состоит в штате. И что его уже нет. Нет его - и все! Вот так!
Вот так! Надо ли говорить, что общение на заре мышления с подобными выдающимися личностями не довело меня ни до чего хорошего?
Надо ли говорить, что заикаться сильно я, конечно, перестал и нынче заикаюсь умеренно?
Надо ли говорить, что к своим двадцати семи годам я весь совершенно и облысел, как шарик, и переменил одиннадцать мест работы? Облысел, в чем тайно обвиняю вышеупомянутую колбу.
Надо ли говорить, что вокруг меня всю жизнь кружат какие-то странные фигуры, которые мне несут всякую чушь и дичь? Свежий пример: недавно в Москве одна девушка звала меня в общество дружбы с неземными цивилизациями, где уже есть многие, которые видели марсиан, а летающие тарелки в этом обществе видели все.
– Вы спите! Проснитесь!
– кричала девушка, тряся меня за плечи около здания Московского университета на Ленинских горах.
– Вы делаете не то! Вы спите! Вы думаете не о том! В вас нет и одного сантиметра глубины! Мне жалко вас! Вы читали Карла дю-Преля, его "Философию мистики"?
И она заставила меня прочитать толстый том, из которого я запомнил только: "Мир и человек - вот две загадки, вокруг которых..."
А дальше я ничего не помню.
А дальше я ничего не знаю.
Не знаю, например, куда девался мой последний доктор, владелец одеяла. В городе поговаривали, что он хранил дома завернутый в грязную тряпочку фабричный слиток золота размером 10 на 2 см., слиток, на котором было вычеканено Аи-99,99.
Но также и говорили, что он хранил дома пулемет, из которого чечены убили учителя, который был сначала бедный и честный, а потом возил в "Москвиче" наркотик анашу, которую выращивают дехкане на тихих делянках счастливого Узбекистана...
Какие чечены? Который учитель? Который пулемет? Которое золото? Вы скажите - разве можно всему этому верить?
Я не знаю. И меня это не тревожит! Меня многое не тревожит. Меня это не тревожит.
Меня тревожит другое. Одеяло! Да-да, одеяло!
Где одеяло беззаветного Сун Ятсена, одного из видных деятелей китайского национально-освободительного движения, организатора и вождя партии Гоминьдан, которая была сначала массовая и народная, а после смерти Сун Ятсена превратилась в контрреволюционную и боролась с молодым Мао Цзэдуном, который, в свою очередь, был сначала массовый и народный, а потом превратился в оголтелого антисоветчика?
Где одеяло? В музеях ли? Но я пошел в музеи, и там нет одеяла. Там нет одеяла Сун Ятсена.
Ах, неужто же и оно затерялось в бескрайних просторах Сибири, где пропадают вещи и люди гораздо более крупные, чем одеяло?
Влечение к родным деревьям
Однажды один по фамилии Шенопин, Володя, слесарь-сантехник из квартиры № 2, додумался до ужасных вещей.
Он, видите ли, вывесил за тридцать копеек штука в трех местах на доске ужасное объявление насчет обмена жилплощадью.