Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)
Шрифт:
Очередь и златозубая продавщица разинули рот. Блестели под солнцем зубы, а золотые - нестерпимо. А я, выдержав эффектную паузу, добавил:
– ...для моей тещи!
Очередь расхохоталась, а златозубка, трепеща крашеными ресницами и грациозно оттопырив мизинчик, стала отпускать мне товар.
— Аи да парнишка лихой!
– сказала очередь.
— Лихой парень!
– повторила очередь.
— Все они лихие, - вздохнула очередь.
— Надо ж такое придумать - для тещи похуже да покривее!
– восхитилась очередь.
А я скромно потупился и добавил:
– И чтоб в одном был еще и червяк.
И тут случилось вот что. Одна маленькая такая высохшая старушка, как-то ушедшая из поля моего зрения, сильно засуетилась. Она подскочила ко мне, тряся птичьими кулачками, и спросила серьезно:
— Это почему?
— Что "почему"?
– растерялся я.
— Это почему? Что она тебе такого сделала?
— Так я ж пошутил. У меня и тещи-то нету. Я - холостой. Как говорится - неженатый, - оправдывался я.
— Дай мне свой адрес!
– бушевала старуха.
– Я поеду к ней сказать про твое поведение! Ты - кто?
— Я?
– пискнул я.
– Я - это я.
— Ты - паразит!
– крикнула старуха.
– Ты зачем врешь?
Я остолбенел.
Остолбенела и очередь.
Все остолбенели. Лишь продавщица не растерялась.
– А ты, бабка, не вмешивайся в чужую семейную жизнь!
– звонким голосом сказала продавщица.
Тут-то старуха и заплакала. Она плакала и вытирала слезы выцветшим ситцевым платочком. И у ней кривились потрескавшиеся губы. И седые космы разметались. Очередь молчала. Я бросился утешать старуху, но она оттолкнула меня и ушла.
Я был сильно сконфужен, а она вроде бы потом повесилась.
Да-да, повесилась, потому что я слышал - у нас в городе недавно повесилась какая-то старуха.
Впрочем, что же это я вру? И вовсе она не повесилась, а выкинулась из окна. Это в троллейбусе рассказывали, что, понимаете ли, жила вот такая тихая старуха в городе, на сундуке, проклеенном изнутри картинками времен коллективизации. У ней дочка в городе была замужем, вот она и жила. Слушала радио, как там поет Муслим Магомаев, полы мыла да белье стирала. Обижали ее или не обижали, а так вот она и жила. А раз принесла из молочной домой детское питание, пошепталась в уголке с Иисусом Христом, раскрыла окошко да и упала вниз головой с пятого этажа.
Впрочем, что же это я вру? И вовсе она не с пятого упала, а с четвертого. Опять я все перепутал. Действительно ведь я - путаник, человек мягкий, робкий до идиотизма! Господи! Как мне грустно! Я бы с удовольствием попросился, чтоб меня расстреляли, да знакомые говорят - это очень больно.
Одеяло Сун Ятсена
В возрасте от десяти до четырнадцати лет я сильно страдал от расстройств и затруднений речевой функции. Я в возрасте от десяти до четырнадцати лет сильно заикался.
Я стал заикаться, и родные меня тут же сразу взялись лечить. Они перво-наперво повели меня на улицу Достоевского, в деревянный флигелек, где скромно существовала расторопная старенькая бабенка.
Родные изложили ей суть вопроса, и бабенка согласилась. Она сказала, что пойдет и лишь приготовит лечение, от которого речь моя польется полным потоком.
И она ушла, а родные стали вполголоса обсуждать достоинства и недостатки надкроватного крашеного ковра. Там лебедь с лебедушкой свились белыми шейками на зеленой воде близ розового замка, и душно, и сухо было в деревянном флигельке на улице Достоевского.
Скрипя половицами, я скользнул вслед за бабенкой. И увидел - бабенка сыплет в стеклянный стакан обыкновенную поваренную соль, цена которой 6 копеек пачка. И заливает соль обыкновенной водой из кадушки.
– Ц-ц!
– сказал я.
Бабенка разохалась, швырнула стакан и заматерилась русским матом. Прибежали родные, а бабенка им нахально объявляет:
— Ваш щенок уже заранее сглазом сглазил все мое приготовленное лечение...
— ...цена которому - дерьмо, - мысленно продолжил я, взятый родными за ухо и выведенный из флигелька на
пыльный простор тихой улицы Достоевского.
А потом обратились к ученой девице. Она приехала из Москвы с запасом свежих знаний, и ее аккуратненькая причесочка светленькими колечками спадала на ее розовые ушки. Девица, мило улыбнувшись, сказала:
– Ну и как же нас зовут?
Опешившие родные поспешили объяснить молодому специалисту, что сам я, безусловно, не в состоянии ответить на и столь даже простой вопрос, что мне нужна врачебная помощь. Но девица махнула пухленькой ручкой с золотым перстеньком и мигом развеяла их темноту.
— Как нас зовут?
– настаивала она, впиваясь в меня зеленым пронзительным глазом.
— Женя, - выдавил я и, к своему удивлению, заговорил легко и свободно: - Меня зовут Женя. Я все четыре
класса был отличник.
— Вот оно как! Видите?
– сияла девица.
– Вот как славно!
И, выслав изумленных родных за белую дверь, раскрыла передо мной длинную книгу с цветными картинками.
— Голод гонит волка’ в лес. Повторяй, - сказала девица.
— Не волка’, а волка, - поправил я, глядя на девицу с восхищением.
— Почему волка? Волка’! Читай, - пока еще улыбалась девица.
— Голод гонит волка в лес!
– крикнул я.
— Я же сказала что не волка, а волка’!
— Нет, не так!
– обозлился я.
— Волка’!
— Волка!
— Слушай, что тебе говорят старшие!
– Хорошо, - согласился я, но, открыв рот, вдруг снова обнаружил полное отсутствие речевых способностей.
Будучи ребенком нервным, я тут заплакал, зарыдал, был уведен, видел во сне фашиста в каске, кричал, шумел. Нехорошо вышло!