Тихоокеанский шторм
Шрифт:
– Камераден, выносите все это железо в библиотеку - приказал гауптштурмфюрер ассистировавшей ему тройке диверсантов - надо, чтобы здесь остались только голые стены и пол.
Недоуменно переглянувшиеся подчиненные дисциплинированно выполнили приказ. Немного передохнувший капитан, поразмыслив, решил пока не возиться с простукиванием стен и пола - если тайник сделан на совесть, то простукивание ничего не даст - а сразу проверить помещение миноискателем, резонно рассудив, что что-то очень важное, скорее всего, спрячут в небольшом сейфе, а не положат в выемку в стене.
Через полчаса его умозаключение подтвердилось, причем, даже с превышением плана, если так можно выразиться - миноискатель показал два скопления металла, вместо одного, на который надеялся капитан. Выворачивание
После вскрытия сейфов капитан нетерпеливо вытащил лежавшие в них дорогие кожаные папки. Бегло просмотрев их содержимое, он счастливо улыбнулся - эти документы стоили всех трудов и риска. В стенном сейфе содержалась переписка Людвига и Вольфганга фон Гессенов с кардиналом Мальоне, финансистами Ватикана, главами британской и франко-швейцарской ветвей Ротшильдов, американскими банкирами - принц Людвиг недаром представлял интересы старой германской аристократии при Гитлере, конечно, пользуясь посильной помощью своего брата-близнеца, так что очень немалая часть финансовых контактов шла через него. В папке, находившейся в спрятанном под полом сейфе, нашелся 'Виндзорский протокол', дополненный данными Гитлером гарантиями соблюдения интересов высшей аристократии Британии, в том числе, и британской ветви Ротшильдов.
Теперь надо было доставить эти документы в Москву - и тогда Советский Союз мог не просто вить веревки из Виндзоров и Ротшильдов, старой европейской элиты, в общем, и ее банкиров, в частности, но и плести из них макраме по своему вкусу. Наверняка и в открытой части архива имелось много интересного, способного неплохо дополнить этот компромат.
Насколько мог понять капитан - он все-таки был оперативником с диверсионной подготовкой, а не специалистом по финансам - компромат на американских банкиров был пожиже, хотя и позволял крепко взять их за глотку.
– Ну да это не моего ума дело - подумал опытный чекист - тут, похоже, даже у товарища Берия будет только совещательный голос.
Понимая, что главная добыча найдена, гауптштурмфюрер продолжил поиски тайников. К 19.00 он был вынужден констатировать неудачу дальнейших поисков - в трех найденных тайниках обнаружились документы фон Гессенов на владение землями и домами, разнообразные ценные бумаги и кое-какие суммы наличными.
Зиберт к этому времени закончил опрос слуг, работавших в замке. Результат был вполне ожидаем - что-то мог знать только управляющий, упрямо отрицавший любую причастность к государственной измене, но по его неуверенному взгляду даже вчерашний выпускник милицейской школы заподозрил бы его в неискренности; штурмбаннфюреру это было очевидно. Так что пожилого человека ждала дальняя дорога - намного более дальняя, чем он мог предположить.
Пока же надо было заканчивать игру в замке - поэтому найденные деньги и ценности были сданы по акту помощнику управляющего; самого же управляющего Зиберт прихватил с собой до выяснения. Со слуг были взяты подписки о неразглашении - Кузнецов не пожалел получаса времени на то, чтобы оставить насельников замка Фридрихсхоф в полной уверенности в том, что им выпало редкое 'счастье' общаться с эсэсовской спецгруппой.
В 20.30 колонна выехала из замка, провожаемая испуганными взглядами.
После доклада 'замка' об обнаружении 'царской дичи' Кузнецов решился на наглый, но, одновременно, и очень надежный вариант отхода - точнее, надежным он становился при таком количестве задействованных сил, которые были привлечены к обеспечению отхода группы. Возле города Кронбург, расположенного в 12 километрах от замка, еще в 20-е годы был построен маленький аэродром для легких частных самолетов. С учетом того, что маленький, очень уютный Кронбург с давних пор был местом, где строили свои загородные виллы и особняки самые богатые люди Франкфурта-на Майне, у владельца аэродрома не было недостатка в клиентах. С началом войны аэродром был передан в распоряжение Национал-социалистического летного корпуса (примерный аналог советских аэроклубов Осоавиахима В.Т.), проводившего там начальную подготовку планеристов и летчиков. Для диверсантов это был идеальный вариант - с одной стороны, на такой аэродром с гарантией могли сесть несколько 'Дугласов', необходимых для эвакуации группы с добычей, с другой стороны, в отличие от надежно охранявшихся аэродромов Люфтваффе, на таких аэродромах охрану несли по несколько фольсштурмовцев, у которых и пулемет-то имелся далеко не всегда.
Собственно, их даже не надо было резать - достаточно было спокойно подъехать к аэродрому, представиться вымышленной фамилией, сообщить, что специальное подразделение СС выполняет свою задачу, собрать в одно место, и, разоружив, связать.
Через полчаса диверсанты подъехали к летному полю. Увиденное ими почти полностью подтвердило их предположения - аэродром охраняли аж семеро фольксштурмовцев, двое из которых явно пребывали в зрелых годах еще во время Империалистической войны, пятеро же были четырнадцати-пятнадцатилетними сопляками из Гитлерюгенда. На вооружении этой 'гвардии' нашлись четыре пехотных 'Маузера' Г98, два странных пистолета-пулемета, похожих на английские 'Стэны' (копии 'Стэнов' выпускались в РеИ - в 1945 году; в основном, они шли фольксштурму В.Т.) и до неприличия потрепанный ручной пулемет, в котором осназовцы с удивлением узнали допотопный французский 'Шош'.
Для приведения этой сбродной солянки к должному повиновению хватило вида эсэсовской формы и командного рыка Кузнецова 'Я командир подразделения СС штурмбаннфюрер Дитрих. Выполняю задание командования. Всем оставаться на местах - старший, ко мне!'. Горе-вояки выполнили команду быстро, хотя нормальной четкости там не было и в помине - сначала они оторопели, а потом попытались заменить армейскую четкость в исполнении команды старшего по званию суетливой исполнительностью. Выглядело это комично. Что характерно, никому из них и в голову не пришло попросить Зиберта предъявить документы.
Дальше все протекало просто - для начала Кузнецов проинспектировал эту охрану. То, что к несению караульной службы эти комики из погорелого театра были пригодны примерно в той же степени, в какой глухонемой приспособлен исполнять оперные партии, было понятно и так - но, особо диверсантов повеселил тот факт, что когда Кузнецов ткнул носом старшего и пулеметчика в покорябанную конструкцию, изображавшую ручной пулемет, спросив у них, что это за свинячье дерьмо, те доложили, что, во-первых, 'Шош' им выдали со склада трофейного имущества, поскольку нормальных пулеметов нет, во-вторых, французских патронов к нему тоже нет. Следующие две минуты майор потратил на то, чтобы с трудом сдерживая смех, охарактеризовать пригодность этой компании к несению службы, активно используя при этом шедевры германской окопной словесности. Этой речи мог бы позавидовать любой старослужащий унтер Вермахта - в совершенстве владевший немецким языком Кузнецов творчески сочетал классические обороты 'немецкого командного', в которых упоминались отходы жизнедеятельности вкупе с представителями европейской и африканской фауны, с переведенными на немецкий язык добротными русскими матюгами. Риска в этом не было ни малейшего - почему-то иностранцы, постоянно общающиеся с русскими, первым делом перенимают мат; немецкие же военнослужащие, воевавшие на Восточном фронте, охотно переводили классические 'посылы' на хохдойч.
Закончив изложение своего мнения, штурмбаннфюрер приказал фольксштурмовцам сдать посты его подчиненным - и сидеть в караулке, чтобы не путаться под ногами. Для контроля этой компании туда же было отправлено звено осназовцев. Этот вариант был оптимален - в случае звонка отвечал бы несомненный старший охраны, сначала приведенный в нужное психологическое состояние, а потом получивший приказ о соблюдении секретности, так что можно было не сомневаться в том, что он ни словечка не скажет о присутствии неизвестных эсэсовцев на аэродроме.