Тихоокеанский шторм
Шрифт:
– Понимаю - кивнул Черчилль - надеюсь, Его Величество, с его куда более разнообразным жизненным опытом (в РеИ король Георг VI, в бытность свою герцогом Йоркским, участвовал в боевых действиях ПМВ, будучи артиллерийским офицером на ЛК 'Коллингвуд' и пилотом морской авиации В.Т.), сможет нам поверить.
– Будем надеяться, сэр Уинстон - кивнул шеф разведки - в противном случае, неверие этих джентльменов может обойтись нам дороже, чем доверие к нашим словам.
– Что же, сэр Стюарт, время позднее, а завтра у нас будет очень тяжелый день - подвел итог импровизированному совещанию премьер. Доброй Вам ночи, дорогой друг!
– Доброй ночи, сэр Уинстон!
– слегка поклонился сэр Стюарт.
Традиционный 'файф-о-клок', состоявшийся 5 мая в одной из малых гостиных Букингемского
– Вы хотите сказать, сэр Стюарт, что большевики посмели начать собственную игру?!
– осведомился сэр Энтони Ротшильд, глава известного банка.
– Свою ли..
– задумчиво протянул барон Виктор, в некотором роде нарушитель семейной традиции - наследник титула исправно заседал в Палате лордов, но руководству семейным делом он предпочел руководство отделом по борьбе с диверсиями и саботажем в составе MI-5 (соответствует РеИ - барон Виктор Ротшильд представлял интересы клана в спецслужбах Великобритании и парламенте В.Т.); барон явно намекал на противоречия между кланами Ротшильдов и Рокфеллеров в вопросе о том, как относиться к Советской России: если Ротшильды считали нужным всячески препятствовать любым связям большевиков, каковое желание у них резко обострилось после того, как обнаглевший до потери всякого почтения к самым могущественным финансистам мира мистер Сталин отобрал концессию в Баку у ориентировавшихся на Ротшильдов Нобелей; то Рокфеллеры сочли возможным, после получения концессии на половину бакинской нефти, поспособствовать большевикам в их затее с индустриализацией - конечно, за хорошие деньги, но благостного отношения к конкурирующему клану это Ротшильдам не прибавило.
– Похоже, что дело обстоит именно так, как Вы предполагаете, сэр Энтони - сообщил способный послужить аллегорией мрачности Эрнест Оппенгеймер.
– Полагаю, Вы этого не знаете - но месяц назад в США был похищен мистер Ханфштенгль с семейством.
Собравшаяся компания обменялась взглядами - это была действительно новость. Чем занимался Ханфштенгль, знали все - собственно, история возвышения и прихода к власти НСДАП была историей борьбы за контроль над Европой трех ожесточенно конкурирующих сил: контролирующей Британскую Империю группировки Виндзоров-Ротшильдов, жаждавшей отбросить на исходные позиции перехвативших у них по итогам Первой Мировой войны 'пальму первенства' американцев; американцев, желавших стать абсолютными мировыми лидерами в сфере экономики и финансов; старой континентальной элиты, чьи интересы координировал Ватикан, страстно желавшей реванша за свой разгром по итогам прошлой Великой войны.
То, что эту новость сообщил Оппенгеймер, тоже было понятно - в конце XVIII века ландграф Гессена, князь Ханау, одним словом, глава младшей ветви Гессенского дома Вильгельм I стал первым из представителей старой европейской элиты, пошедших на союз с клубом еврейских банкиров. Под его покровительством действовала фамилия Оппенгеймеров - и благодаря сотрудничеству с ним начался взлет семейства Ротшильдов к вершине финансовой власти. Князь Вильгельм положил начало теснейшим контактам континентальных и британских финансистов. Надо заметить, что Вильгельм I не прогадал - именно с него началось несметное богатство и колоссальное влияние младшей ветви Гессенов, с тех пор игравших роль посредников и, зачастую, арбитров в отношениях старой европейской элиты, клуба банкиров, иногда называемого 'казной Сиона', и элиты Альбиона. Человек из иного времени мог бы сказать, что начиная с него, гессенские ландграфы стали наследственными модераторами отношений этих трех могущественных элит, извлекая из этого соответствующие выгоды. Лично же Эрнест Оппенгеймер стал Эрнестом лишь в 1914 году, с началом Первой Мировой войны - до этого он был Эрнстом, как и полагалось добропорядочному выходцу из земли Гессен.
Был и иной момент, объяснявший столь высокую информированность 'короля алмазов' - фирма 'Де Бирс', начинавшаяся как мировая монополия на алмазы, контролируемая группой Виндзоров-Ротшильдов и клубом 'казна Сиона', в 20-е годы была вынуждена учесть изменение мировых раскладов. Проще говоря, эти две группировки были вынуждены допустить в круг хозяев мировой алмазной монополии клуб Рокфеллеров, посредством продажи части акций 'Де Бирс' банку 'J.P. Morgan', входившему в группу Рокфеллеров.
Черчиллю не слишком хотелось признавать свою ошибку, тем паче, приведшую к столь тяжким последствиям - страшно было подумать, какие документы достались русским - но, сейчас был наилучший момент для этого.
Премьер-министр негромко кашлянул, привлекая внимание собравшихся.
– Есть основания считать, что мы имеем дело с игрой русских - но, не только и не столько Сталина, сколько его наследников из будущего - кратко сообщил сэр Уинстон, сознательно отсекая себе пути к отступлению - потомку герцогов Мальборо было очень страшно, куда страшнее, чем в бою при Омдурмане, африканском вельде и под обстрелом германской тяжелой артиллерии, вместе взятых. Страх был настолько силен, что давил на него все время, прошедшее после полуночной беседы с шефом разведки - сэр Уинстон был смелым человеком, не раз рисковавшим жизнью, но ему было жутко представить, что, помимо этой субмарины, получил от потомков Сталин, если он, будучи эталоном здравой оценки своих сил и точного расчета, посмел бросить вызов самым могущественным элитам мира.
Хорошо зная Красного Императора, Черчилль задал себе вопрос, что это могло быть - и нашел единственно возможный ответ: Сталин получил от своих наследников оружие, способное не просто нивелировать превосходство США и Великобритании в авиации и флоте, а устроить им блицкриг, подобный тому, который немцы провели во Франции. Видимо, это была не просто Бомба, а много совершенных Бомб, в количестве, достаточном для молниеносного разгрома Америки и Англии. Непонятно было то, как русские собираются доставлять их к цели, в большом количестве, на огромную дальность, с должной точностью, преодолевая совершенные системы ПВО - но сэр Уинстон равно и не сомневался в наличии такого способа в будущем, и не хотел, чтобы Британия узнала его на собственном опыте.
Реакция на столь экстравагантное высказывание была весьма предсказуемой - на сэре Уинстоне сошлись взгляды четверых весьма удивленных людей. Точнее, их удивление было изрядно сдобрено непониманием - конечно, никто не ждал от первого министра Короны шутки в такой момент, но, ведь Черчилль мог просто оговориться.
– Ваше величество, достопочтенные джентльмены, это, к моему величайшему сожалению, не шутка - расставил все точки над 'i' Черчилль - это следствие величайшей ошибки, сделанной мной в жизни. Шесть недель назад сэр Стюарт доложил мне выводы экспертов, изучавших проблему русского подводного дредноута, действовавшего на Севере и в Средиземном море - должен признать, что этот доклад прозвучал для меня настолько фантастично, что я запретил дальнейшее распространение этой информации, пока не будет бесспорных доказательств правоты аналитиков.
– Но сейчас мы можем услышать этот доклад?
– осведомился король.
– Да, Ваше Величество - но, полагаю, будет лучше, если этот доклад сделает сэр Стюарт, как специалист, наилучшим образом разбирающийся в данном вопросе - скромно предложил премьер.
– Хорошо, сэр Уинстон. Сэр Стюарт, прошу Вас - сказал монарх.
Следующие полчаса ушли на подробное изложение генерал-майором Мензисом добытой информации и сделанных на ее основании выводов. Глядя на собеседников, разведчик убеждался в верности сделанных в ходе вчерашней беседы предварительных выводов о возможной реакции членов высокого собрания на эту, без преувеличения, сногсшибательную информацию: Его Величество то бледнел, то утирал выступивший пот, его явно бросало то в жар, то в холод, причем вовсе не фигурально; барон Виктор, судя по его отрешенному взгляду, просчитывал в уме варианты, одновременно следя за рассказом - он искал нестыковки и пытался найти иные объяснения происходившему и происходящему; во взглядах сэра Энтони и мистера Оппенгеймера первоначальный интерес быстро сменился вежливым скепсисом, если не сказать резче.