Тик-так
Шрифт:
Чувствуя себя полным идиотом, он обошел весь первый этаж, пробуя двери и окна. Все они оказались надежно заперты, и нигде не было заметно никаких следов вторжений. Значит, в дом никто не входил...
Томми вернулся в гостиную. "Наверное, - объяснял он себе, - я с самого начала посадил куклу криво, и песок, постепенно осыпаясь, сместил центр тяжести настолько, что проклятая игрушка в конце концов завалилась на бок".
С великой осторожностью - хотя, чем она может быть вызвана, Томми не смог бы объяснить - он взял куклу в руки и поднес поближе к глазам, чтобы получше ее рассмотреть. Черные крестики, обозначавшие глаза и рот игрушки, были вышиты грубой и толстой ниткой наподобие хирургической. В задумчивости он осторожно потер подушечкой большого пальца стежки, обозначавшие глаза и рот - решительно и мрачно сжатый рот странного существа.
Когда он проводил пальцем по губам куклы, перед его мысленным взором неожиданно встала жуткая картина, которая поразила его Томми вдруг представил себе, как нитки неожиданно лопаются под его пальцами, белая ткань раздвигается и в ней неожиданно открывается настоящий рот, усаженный острыми, как нож, треугольными зубами. Одно быстрое и яростное движение крошечных челюстей, и вот уже его большой палец откушен, а из обрубка течет по руке горячая тягучая кровь .
Томми вздрогнул и едва не выронил куклу.
– Боже мой!..
Он чувствовал себя напуганным ребенком. Стежки не разошлись, и ничья голодная пасть не обнажилась в белой ткани.
Это же просто кукла. Господи! Кукла, и больше ничего!
Немного успокоившись, Томми подумал о том, что предпринял бы в подобной ситуации выдуманный им частный детектив Нгуэн. Чип Нгуэн был решительным, не знающим колебаний парнем, который мастерски владел таэквандо, умел пить не пьянея ночи напролет и неплохо играл в шахматы. Однажды он даже обыграл самого Бобби Фишера, с которым судьба свела его на Барбадосе в одном курортном местечке, в котором гроссмейстер застрял из-за неожиданно разыгравшейся непогоды. Разумеется, Чип Нгуэн был великолепным любовником, и одна его знакомая блондинка в припадке ревности убила из-за него другую красавицу. Кроме того, детектив коллекционировал "Корветы" старых моделей и сам умел не только их ремонтировать, но даже восстанавливать буквально из груды металла. Не чужд был Нгуэн и философии: он исповедовал теорию, основное положение которой заключалось в том, что человечество все равно обречено, что не мешало Чипу сражаться на стороне добра.
Пожалуй, Чип уже давно перевел бы записку и даже успел бы установить происхождение хлопчатобумажной ткани и черной грубой нити, попутно победив в честном кулачном бою пару головорезов и переспав (на выбор) либо с агрессивной рыжеволосой красоткой, обладательницей роскошного пневматического бюста, либо с хрупкой и тихой вьетнамской девушкой, под кажущейся скромностью которой скрываются неистощимая фантазия и неисчерпаемый эротизм.
Увы, как грустно было сознавать, что в действительности все обстоит совершенно иначе. Томми даже вздохнул при мысли о том, как было бы здорово, если бы он хоть на мгновение сумел перенестись на страницы своих собственных книг и, заняв место супердетектива Нгуэна, ощутить его непоколебимую уверенность в собственных силах и перенять его способность контролировать ход событий.
Вечер подходил к концу, и Томми пришел к выводу, что ехать в редакцию к Деларио уже поздно. Пожалуй, прежде чем отправиться в постель, он успеет немного поработать, но и только. Тряпичная кукла была, конечно, достаточно странной, но она вряд ли представляла собой такую уж большую опасность, как он себе вообразил. Его собственная необузданная фантазия опять увела его Бог знает куда!
Как не раз говорил его старший брат Тон, умение Томми драматизировать события было самой американской чертой его характера "Американцы, - заявил брат однажды, - уверены, что мир вращается исключительно вокруг них. Им кажется, что каждая личность имеет гораздо большее значение, чем отдельная семья и даже общество в целом. Но как может быть один человек важнее многих? Почему все вместе - все общество, состоящее из индивидуальностей, каждая из которых имеет такое колоссальное значение, - не так важны? Разве часть может быть важнее целого? Я этого просто не понимаю! В этом нет никакого смысла".
Томми тогда возразил, что он вовсе не чувствует себя главнее других и что Тон просто не понимает, что такое настоящий американский индивидуализм, который заключается в том, чтобы добиваться осуществления своей собственной мечты, а не в том, чтобы считать остальных ниже себя, но брат сказал ему: "Если ты не считаешь себя лучше других, тогда приходи работать в семейную пекарню вместе с братьями и отцом и добивайся осуществления нашей индивидуальной семейной мечты".
Именно после этого случая Томми окончательно понял, что его брат унаследовал от матери гибкость ума и упрямство, одинаково полезные в споре, и что переубедить его будет совсем не просто.
Размышляя так, Томми продолжал вертеть в руках тряпичную куклу, и чем дольше он это делал, тем более безобидной она ему казалась. Он уже почти не сомневался, что не было ничего необычного в том, как она попала к нему на крыльцо. Скорее всего это чья-то выдумка, розыгрыш или шалость детей из соседних коттеджей.
И вдруг он заметил, что на столике нет булавки с черной эмалевой головкой, а ведь он хорошо помнил, что оставил ее здесь. Наверное, решил он, булавка упала на пол, когда кукла опрокинулась на бок.
Но на полу, застланном светло-бежевым синтетическим ковром, булавки тоже не оказалось, хотя ее крупная черная головка должна была бы бросаться в глаза. Ну ничего, когда в следующий раз он будет убираться в гостиной, она непременно попадет в пылесос.
Томми пошел на кухню и достал из холодильника бутылочку пива "Курз", сваренного в горных районах Колорадо. Держа пиво в одной руке и тряпичную куклу в другой, он снова поднялся наверх в кабинет. Включив настольную лампу, Томми прислонил к ней куклу и, опустившись в свое любимое мягкое кресло, обтянутое шоколадно-коричневой кожей, включил компьютер и распечатал последнюю, недавно законченную главу нового романа о похождениях Чипа Нгуэна. В главе оказалось ровно двадцать страниц.
Потягивая пиво прямо из горлышка, Томми вооружился красным карандашом и углубился в рукопись, помечая требующие переделки места.
Поначалу в доме царила мертвая тишина, но потом наступающий с океана грозовой фронт, гнавший перед собой полчища туч, всколыхнул приземные слои воздуха, и ветер зашуршал кронами деревьев, застучал в ставни, завыл под застрехой черепичной крыши. Длинная ветка мелалукки с сухим костяным звуком заскребла снаружи по штукатурке стены, а снизу, из гостиной, донесся негромкий, но отчетливый лязг каминной вьюшки - это ветер спустился по дымоходу, чтобы поиграть с ней.
Работая, Томми время от времени поглядывал на куклу. Она все так же сидела в круге оранжевого света лампы, к которой он ее прислонил. Похожие на варежки беспалые ручки были повернуты ладонями вверх, словно она о чем-то его просила.
За работой Томми незаметно для себя допил все пиво и решил сходить в туалет, а потом спокойно ввести в компьютер сделанные им карандашные пометки. Он был почти готов к тому, что, вернувшись в свой кабинет, снова застанет куклу лежащей на боку, но она по-прежнему сидела прямо в той же позе, в какой он ее оставил.