Тим

Цзи Александр

Эй, а не читает ли он мысли?

Неважно.

От его слов я скис.

— Назад ничего не вернешь… И тем, что я тут рассказываю, ничего не изменить.

Павел снова кивнул и подлил мне чая. Снова спросил:

— По-твоему, ты правильно поступил или нет, с учетом всех условий?

— Думаю, что стал закоренелым убийцей. Палачом. Так меня прозвала одна Матерь. И обратного пути нет, мне уже не стать нормальным человеком.

— Убийца и палач — понятия разные, — сказал Павел, не уточнив, кто такая Матерь. — Убийца убивает из собственных соображений: гнева, зависти, сумасшествия, жадности, хитрого расчета, тупости и невежества. А палач исполняет приговор.

Делает грязную работу, которую кому-то надо делать. Ты палач или убийца? Ты убивал из жадности, гнева, сумасшествия?..

— Из жадности или гнева — нет, а вот насчет сумасшествия не уверен. Может быть, я давно свихнулся?

— Так ты не уверен в собственном здравомыслии?

— Нет, — уверенно сказал я.

— Хороший признак здравомыслия, — улыбнулся Павел. Отхлебнул чая.

— Ты меня оправдываешь, Павел. Ты, наверное, хороший психолог. Сначала выслушал, теперь объясняешь, какой я весь белый и пушистый, жертва обстоятельств…

— Я не знаю, кто ты такой, — перебил Павел. — И из меня психолог так себе. А жертвами обстоятельств можно назвать кого угодно, даже Гитлера и Чикатило. Можно оправдать любое слово и молчание, любое действие и бездействие. Всегда во всем виноваты обстоятельства!.. Другое дело, что у человека всегда есть выбор. Кажется, на этом стоит эта религия.

Он мотнул бритой головой в сторону церковной стены над нами.

— Стояла, — поправил я.

— Она и сейчас стоит. И будет стоять. Конец света еще не наступил. Так что тебя конкретно беспокоит? И в каких грехах ты хотел исповедаться?

— Как в каких? — растерялся я. — В убийствах…

— Мы уже решили, что ты палач, а не убийца. Разве нет?

Я ухмыльнулся.

— И всё? Так просто? Палач, а не убийца — значит, и переживать не о чем?

— Я же говорил, что не священник. Отпускать грехи не умею, и нет у меня такого права. Однако полагаю, что раз уж Матерь назвала тебя Палачом, тебе стоит принять свое призвание. Так всегда получается лучше. Как по-твоему, хорошо или плохо быть палачом, если он выполняет справедливые приговоры?

— Не знаю…

Павел слегка нахмурился и закрыл глаза. Произнес медленно:

— Вижу, ты не мыслишь изнутри определенной доктрины, иначе сразу бы ответил, хорошо это или плохо. Не веришь ни во что. Как и многие, кто вырос в эпоху, когда в нашей стране не было центральной Идеи. Потерянные души… Перед вами открыты сотни дорог, но вы не знаете, в какую сторону сделать первый шаг… Верили в деньги и успех, но когда не стало ни того, ни другого… — Он открыл глаза. — Итак, вроде разобрались. Ты не убийца, а работник, так сказать, комитета справедливого воздаяния. Что еще? Отсутствие цели? У тебя будет время найти цель. Конца света еще не случилось, как я уже говорил. Произошла Великая Перемена, но не Конец.

Я пробормотал:

— Боюсь, скоро будет и конец… Четвертый Всадник уже явился в наш мир. Падший Праотец, Смра…

Мне отчего-то втемяшилось, что Павел в курсе, кто такой Падший. По его гладкому невыразительному лицу трудно было понять, о чем он думает.

— Забавно, — проговорил сектант. — Мара явился к нам во плоти?

— Да! Он — Мара, Морок, Смерть! Так что нам всем будет хана!

Павел улыбнулся. И внезапно сказал:

— Убей его.

— А?

— Ты же Палач. Сделай то, что умеешь лучше всего. То, к чему твое жизненное призвание. Прими его и выполни свое предназначение.

Я вздрогнул.

На крохотную долю секунды снова провалился в тот тяжкий дурман в подворотне, когда надо мной склонилась фигура в саване.

“Придет час,

когда тебе нужно будет посмотреть Мне в глаза, и Я задам тебе один-единственный вопрос: за что ты ненавидишь Меня? Ведь Я не сделал тебе ничего злого?”

Получается, Падший знал?

Знал, что я приду по его черную душу?

— А я сумею? — вырвалось у меня.

— Не попробуешь — не узнаешь, — пожал плечами Павел. — Во всяком случае, у тебя будет новая Цель. Выбор у тебя тоже есть. Если откажешься, эту задачу за тебя выполнит кто-нибудь другой. Или не выполнит. Вот и все.

Я допил чай, поставил кружку на паперть, взволнованно произнес:

— Я даже не знаю, есть ли другие Палачи… Матерей несколько… Зрячих тоже. Может, и Палачей?

Сам отчетливо услышал в голосе надежду. Павел вскинул на меня глаза.

Я встал — было не усидеть. Мысль о том, что по земле бродят такие же, как я, здорово завела. Не говоря уже о возможности прикончить Падшего… Павел невозмутимо наблюдал за мной.

— Думаю, что больше всего ты страдаешь от одиночества, — сказал он. — И не от одиночества тела, а от одиночества души. Ищешь родственную душу — и не находишь. А то, что ты ни во что не веришь, превращает это духовное одиночество в адские страдания. Человек не может жить ради самого себя, равно как и любая вещь не существует ради самой себя. Даже если эта вещь — вся Вселенная, понимаешь? Иначе образуется рекурсия — бесконечное и бессмысленное отражение самого себя. Рожать детей только для того, чтобы они рожали внуков, а внуки — правнуков, всё это такая же рекурсия, как вообще не иметь семью и жить одному. Порочный круг, Уроборос, кусающий себя за хвост. Слышал о таком?

Я читал совсем недавно, в одной из своих книжек. Кивнул и спросил:

— И как разорвать этот круг?

Павел покосился на колокольню и пожал узкими плечами.

— Творить что-то хорошее и полезное для других. Жить ради других. Даже смерть ради другого обретает смысл. Ты ведь в курсе, что ни одна религия не поощряет самоубийство? Знаешь, почему? Потому что это в высшей степени эгоистичный поступок. Смерть ради самого себя значит очередную рекурсию.

Он замолчал и стал собирать свои небогатые пожитки. А я минуту или чуть дольше старался переварить сказанное.

— Мне надо идти… — наконец путанно сказал я. — Подумать… Наверное, я должен сказать тебе “спасибо”, Павел…

— Это необязательно.

— Ты мне помог… наверное. По крайней мере, мне уже не так хреново, как полчаса назад.

Сектант — или кем он был? — кивнул.

— Главное — задавать правильные вопросы.

— Помог, но ни хрена не успокоил, — добавил я. — Скорее, наоборот. Кто ты такой? И откуда знаешь, что сегодня воскресенье?

— Я тот, кто, кажется, выполнил сегодня свое маленькое предназначение. Поддержал в трудную минуту одного человека… Чему очень рад. А какой сегодня день — понятия не имею. Для меня сейчас каждый день — воскресенье.

Я помялся. Неуверенно предложил:

— Пойдешь со мной?

Павел ответил мне еле заметной улыбкой.

— Я скоро умру, мой нежданный друг. У меня лейкемия. До Великой Перемены я страдал от того, что неизлечимо болен. И вся моя семья страдала. Но так вышло, что я пережил их всех. И заодно обрел покой. Гуляю вот по свету, размышляю о жизни, любуюсь природой. И никакие чудовища меня не трогают… возможно, потому что я сам стал частью природы. Чувствую себя хорошо, но моя дорога скоро оборвется. Я знаю. Зачем я тебе? Иди своей дорогой — она может быть длинной. Выбор у тебя есть — в отличие от таких, как я. Всегда помни об этом.