Тимлиды
Шрифт:
– Всегда что-то идет не по плану. Знаешь, при совке было «Дело врачей», а у нас будет «Дело тимлидов».
– Там была политика, а у нас не политическая акция.
– Не политическая акция, но ты мне прочел лекцию о забастовке с баррикадами и боями. Или это тоже не политическая акция была?
– Да не было в Обуховской обороне никакой политической акции, у них все требования касались только их самих: уменьшить рабочий день, повысить оплату, прекратить увольнения без причин. Политика там появилась уже потом, когда советские историки писали свои диссертации, – Вячеславу стал надоедать этот спор.
– Если все, что ты перечислил про требования тех работяг – это не политика, то что тогда политика? Все, что ты мне рассказал – это спор труда и капитала, классический конфликт классов по Марксу. Это же
– Я не хочу считать это политической акцией. Мы вне политики. Ты правильно сказал: гнилые людишки, от которых нужно избавить город. Это частная история, не политическая.
– Ты в своем духе. Боишься произнести то, что витает в воздухе, – хмуро произнес собеседник Вячеслава.
– Я не имею права уходить в радикализм, в крайности. В нашем коллективе есть разные взгляды. Если я буду рассказывать людям про Маркса, коллектив поредеет. И я тебя очень прошу: давай придерживаться плана, без импровизаций. Не хочу, чтобы случайность, неосторожность подставили нас.
– Знаешь, когда мы начинали, ты был смелее. Сколько лет я предлагал сделать что-то подобное, года три? Ты все время отказывался: политикой не занимаемся. И даже сейчас, согласившись, ты только и говоришь про осторожность, опасности и тревогу.
– С тобой нельзя иначе. Тем, кого надо мотивировать, кого надо взбодрить, я скажу другие слова. А ты слишком горяч. Даже не знаю, откуда у тебя эта горячность в нашем-то возрасте взялась. Да, кто в юности не был радикалом – у того нет сердца, но кто в зрелости не стал консерватором – у того нет ума.
– Консерватором? Нет ума? Ты вообще следишь, что с твоей страной происходит? Или тебя только твой городишко и этот проспект волнует? Знаешь, что государство развязывает войны с соседями? Слышал, что за твои налоги разрабатывают яды и травят граждан? Или может радуешься экономическим успехам? Сколько там сейчас бедных: миллионов 20 из 146 за чертой.
– Миш, давай заканчивать этот разговор. Мы должны сделать наше общее дело. Разыграть его как по нотам, без отступлений. А потом, когда все получится, вернемся к этому разговору, – Вячеслав развернулся и пошел в сторону своего дома.
Воскресенье, 24 января 2021 года
1. Прогулка по Петербургу
Почему столько полиции на Невском?
В Петербурге было пасмурно. Серое низкое небо привычно нависало над городом. Резкий сильный ветер обжигал лица людей, вряд ли кто-то из местных без дела захотел бы прогуляться в этот день. Термометр показывал ноль, но из-за ветра и влажности ощущалось существенно холоднее.
Павел впервые был в Петербурге и с восхищением ребенка, попавшего в огромный магазин игрушек, широко раскрытыми от удивления глазами смотрел на этот город. Он будто старался вобрать в себя дух и энергию этого места. Хорошо знакомый по книгам с историей Российской империи, видевший много фильмов о Петербурге и о событиях в нем, даже игравший в компьютерные игры, действие которых происходило здесь, Павел был поражен первым впечатлением от города. Он чувствовал, что оказался дома, будто внезапно очутился на своем месте, там, где он должен быть, где он незаменим и где его давно ждали. Всем знакомым и друзьям Павел говорил, что не раз был в Петербурге, но это было ложью. В студенческое время в Москве, после переезда, денег едва хватало на жизнь, и единственное доступное путешествие было поездкой в Екатеринбург к матери, хотя даже это представлялось возможным редко. После завершения учебы в Московском университете работа стала основным, что было в жизни Павла. Интеллектом, упорством и целеустремленностью Павел к двадцати семи годам достиг того, чего не было у его однокурсников, а тем более приятелей, оставшихся на малой родине. Он был высокопрофессиональным программистом, руководителем команды разработки, тимлидом.
Павел прошел от Площади Восстания до Гостиного двора, несколько раз с проспекта пришлось свернуть, чтобы обогнуть полицейское оцепление. Главная улица города была перекрыта постами вооруженных людей в форме. Их безликая типовая одежда, огромные металлические щиты, дубинки, кобуры пистолетов на поясах никак не вязались с величественной архитектурой и людьми этого города. Будто тающий под ногами снег, грязью стекавший в канализацию, нарушил естественный ход вещей и вернулся из сточных вод, отвердев, вооружившись канализационными люками и перегородив проспект. Сбывшийся кошмар человека в высоком замке: полиция здесь и там проверяла у людей документы, и в холодном влажном воздухе будто слышались окрики: «Ausweis! Papiere! 2 ».
2
Удостоверение, документы (нем.)
Гуляя и фотографируя, Павел забывал себя, свои мысли, эмоции, он будто сливался с камерой и городом. Уже потом, за компьютером, редактируя фотографии, он начинал анализировать результат: видел свои неточности в выборе позиции, огрехи в работе со светом. Но во время съемки он ни о чем не думал, был полностью поглощен делом. Весь мир сужался до предмета в объективе и ощущения внутри, и эта раздвоенность одного и того же приносила радостную тишину, наполненную энергией. Такое состояние Павел достигал помимо фотографии только программируя, решая сложную техническую задачу. У Гостиного двора в идиллический кадр, наполненный архитектурой, ворвался человек с заломанными руками, которого двое в униформе тащили в свою машину. Удар в плечо с требованием убрать камеру заставил Павла перейти на другую сторону проспекта. Зайдя в кафе, он вышел с телефона в интернет и стал искать объяснение происходящему.
Забыв в суете подготовки поездки посмотреть что-то кроме прогноза погоды, Павел позволил вмешаться в свои планы политике. Через час на Сенатской площади должен был начаться митинг сторонников оппозиционера Алексея Навального, арестованного неделей ранее. Полиция будто делала превентивную атаку на город и ее жителей, подозревая их в нелояльности и тяге к преступлениям. Павел был аполитичен, не осознаваемое им самим кредо заключалось в вере в неизбежный результат постоянного труда, вне зависимости от политической системы. Политическую активность последних лет в Москве он полусознательно избегал, опасаясь вначале потери места в университете, потом потери работы. Впрочем, он и не испытывал интереса к политическому. Выругавшись про себя за невнимательность, Павел вышел из кафе и пошел на Сенатскую площадь, из любопытства.
Движение людей от метро вдоль Невского подсказало направление: многие шли туда же, компаниями или по одному. Снимок пожилой пары, скромно, но аккуратно одетой, оказался удачей этого дня: старик, ведущий под руку свою жену, на не новом пальто которой брошью была прикреплена белая лента в форме христианской рыбы. Опустив камеру после снимка, Павел встретился с ними взглядом, и они ему улыбнулись. В их глазах была печаль и что-то вроде надежды. Ближе к площади стало сложно идти. На узких тротуарах было тесно от людей, под ногами грязь, но лица людей всех возрастов, в кругу которых оказался Павел, привлекали сосредоточенностью и смесью тревоги и воодушевления. На Сенатской площади и в Александровском саду были сотни людей, может тысячи. Павел не мог оценить достоверно число, он впервые был на политическом митинге. Около Медного всадника были слышны речи, кто-то выступал, людей становилось все больше. Павел, имея опыт управления людьми по работе, неумышленно удивлялся безалаберности организаторов, если таковые существовали. Огромная масса людей просто гуляла по площади, время от времени подхватывая какие-то лозунги, которые скандировались и затихали то тут, то там.