Тимошка Пострелёнок и горбатый колдун
Шрифт:
За Тимохой уже гналось не меньше десятка злых добровольцев да пяток угрюмых дружинников. Скоро загнала хрипло дышащая свора Тимошку к покосившемуся курятнику, уныло доживающему последние свои годы средь кустов ольхи да зарослей бурьяна. Прижался малец к стенке, и стоит ни жив – ни мертв. Не столько за себя волнуется, столько за то, что приказа боярина не исполнил. Ведь не просто так его Тутша за поводырем послал, совсем не просто. Для спасения княжича поводырь нужен. И теперь вот из-за Тимохи этого поводыря не будет да чего там поводыря, без княжича Русь запросто остаться может. Ну не совсем конечно без княжича, а вот без Василия Дмитриевича, точно. Стыд и позор Постреленку за это. А преследователи уж в полукольцо беглеца окружили, и если б не мешались они друг другу, то давно бы уж Тимошке в неволе быть.
– Не трогай меня собачка, не трогай. Мне бы только немножко у тебя посидеть. Я ничего плохого тебе не сделал. Уйду я от тебя скоро, не пугайся меня. Не сделаю я тебе ничего плохого.
Главное сейчас было не испугаться собаки.
– Если испугаешься её, – учил когда-то мальчишку дедушка Антип, – то считай, что пропал. Запах у испугавшегося человека особый. Его собака сразу почует, а как почует, так на пугливца этого и набросится. Ты Тимошка заруби себе на носу, что если встретился со злой собакой, то мигом замри, не бойся, постарайся духом её ладони натереть да поближе к её морде их подставить. И вид такой сделай, будто она тебя бояться должна, а не ты её. Вот тогда глядишь все, и образуется, как надо тебе будет.
Пригодилось Тимохе дедово учение, как раз сейчас и пригодилось. Только вот до конца проверить верность его он не смог. Не успел. Нагнулся тут к конуре один из разгоряченных погоней дружинников, резко так нагнулся, с шумом и, заметив в сумраке оскалившуюся собачью пасть, вздрогнул. Испугался видно. Вот на этот испуг пес и бросился с хриплым лаем. Мигом погонщики сами в погоняемых обратились и, забыв за кем бежали, с криком от злой собаки врассыпную бросились.
Тимошка немного посидел в тесном укрытии полновластным хозяином, выглянул осторожно на волю, осмотрелся там и потрусил, чуть согнувшись к редкому позеленевшему от старости забору. Оттуда до обители было рукой подать, но и в обители ждала Постреленка снова преграда.
– Куда прешь? – преградил ему дорогу краснощекий монах, надзирающий над покоем монастырской калитки. – Нельзя сейчас посторонним в обитель. Пошел вон!
– Мне бы к настоятелю, по делу важному, – жалобным голоском, постарался уговорить преграду Тимошка. – Пропусти меня мил человек. Я ведь, правда, по делу к вам пришел.
– Проваливай отсюда, – еще раз строго махнул рукавом рясы монах. – Занят настоятель, заутреннюю молитву он в храме служит, и беспокоить его сейчас никак не следует. Иди малец, не до тебя мне. Иди, пока я добрый.
Пришлось Постреленку через высокий забор в обитель забираться. В другой раз, он никак бы себе такого греха не позволил, но сегодня, ради поручения боярина московского и на грешное дело не зазорно пойти было. Уже в стенах обители спрятался Тимоха за колодцем и стал ждать. Много народу по монастырскому двору сновало, а вот настоятель появился не скоро, однако малец сразу узнал его по многочисленной свите рядом. Настоятель со строгим челом и нахмуренной бровью шел от храма к монашескому общежитию и внимательно слушал щебечущих ему чего-то наперебой монахов. Монахи старались друг перед дружкой. То один спереди настоятеля забежит, то другой. И что самое обидное для них было – настоятель-то ни одному предпочтения не делал. По изумленным лицам видно было, что монахи страдали. А тут еще мальчишка какой-то из-за колодца выскочил и бряк под ноги настоятельской свите.
– Не вели казнить, вели миловать, – орет наглец, а потом, подползая к настоятельскому плащу, шепчет. – От боярина я московского, от Тутши. За поводырем он меня послал.
12
Поводырем оказался верткий седенький монашек по имени Никодим с острым носом и с длинной реденькой бородкой. Он молча выслушал повеление настоятеля, и, ухватив за руку Тимошку, побежал к крепостным воротам. Монашек так быстро семенил своими коротенькими ножками, что на лоб Тимохи скоро выпала испарина. Хотя, если правду сказать, то испарина сперва выпала отнюдь не от быстроты хода, а от строгого окрика воротной стражи.
– А ну стой, – звонко крикнул Постреленку дюжий охранник. – А ну-ка повернись сюда оголец. Уж больно личность твоя мне знакома. Не тебя ли Кузьма с Ефимкой сегодня на городской площади ловили? Не тебя ли мы ночью в яму сажали? А ну-ка ликом ко мне своим повернись!
– Не его! – неожиданно громким басом рявкнул на охранника монашек и тот неловко перекрестившись, поспешно ушел с пути торопливо шагающих путников. – Его Господь сейчас для важного дела избрал, так что другого ищите для подозрений своих! Этому сегодня всё простилось!
За воротами на городском лугу московской процессии уже не было и, причем не было давно, так давно, что пыль по дороге уже улеглась. Пришлось Тимохе с Никодимом еще шаг прибавить.
– Правда, что ли в яму коломенскую тебя сажали? – спросил монах, когда городские ворота скрылись из виду.
– Да нет, обознались они, поди …, – замялся Тимошка. – В вашей Коломне вон сколько народу ходит. Здесь враз обознаешься.
– Ой, не ври мне. Ой, не ври, – погрозил мальцу пальцем Никодим. – Я ведь насквозь тебя вижу. Ты думаешь один такой ловкий что ли? Приехал ты из Москвы и решил посмотреть, что в коломенских погребах плохо лежит, а тут стражники цап-царап и в яму тебя. Верно?
– Верно, – густо покраснев, кивнул попутчику Постреленок, решивший соврать, чтобы монах отстал от него с противными вопросами. – В погреб хотел залезть, а тут стражник меня за шиворот да в яму.
– Ну, и как же ты вылез из ямы? – не унимался словоохотливый Никодим. – Она ведь глубокая у нас в Коломне. Ой, какая глубокая.
– Как, как? – пожал плечом Тимоха, – корень там, в яме торчал. Вот я за него уцепился и выполз.
– А молился ли ты отрок, когда в яме сидел? – шустро перебирая ногами в поношенных лаптях, продолжал вопрошать монах.
– Молился, – еще раз сказал неправду малец.
– Молодец, – кивнул жиденькой бородкой Никодим. – Вот тебе за молитву эту Господь и послал корешок тот на стене. Господь, он часто томящимся под стражей помогает. Не всем, конечно, а только тем, кто верует в него искренне. Притворным-то людям никогда с неба помощи не дождаться. Вот слышал ли ты, как святой Петр из темницы избавился? Слышал?
– Нет.
– Ну, так слушай. Правил в Иудее некогда царь по имени Ирод. Только ты не думай, это не тот Ирод, который младенцев в Вифлееме избивал. Это внук того, значит, но тоже человеком он был злым и негодным. И решил этот негодный человек апостолов веры христианской погубить. Апостола Якова он убил, Петра в темницу посадил, чтобы после окончания праздника Пасхи вывести его перед народом и казнить казнью страшной. И вот праздник уж к концу подходил, а все верующие во Христа горожане, прилежно молились Богу о спасении наставника своего. Сам Петр тоже молился, только не о спасении своем, а о вразумлении душ заблудших. Не за себя просил Господа апостол, а за них только. И в первую очередь за тюремщиков своих. А охраняли Петра знатно. Во-первых, в цепи его заковали. Двух воинов рядом посадили, а еще двоих у дверей темницы поставили. Вот как охраняли. Только не уберегли они Петра. Вдруг среди ночи явился в темницу его светлый ангел, озарил прекрасным сиянием тюремный мрак и сказал апостолу: «Встань скорее». «Да как же я встану, – отвечает ему Петр, – цепи мешают мне?». Только сказал он это, а цепи вдруг с ног его и спали сами собой. Да и не только цепи спали, стражники тут же мертвым сном уснули, а железные двери темницы тут же и отворились. Вышел Петр из темницы, вознес благодарность великую Господу Богу и к дому своему пошел. Вот что вера истинная делает. Вот как Господь искренне верующему человеку помогает. Кто верой праведной живет, у того всегда надежда на чудо есть. Понял отрок?