Тимур. Тамерлан

Из энциклопедии «Британика».

Издательство Вильяма Бентона,

1961, т. 22

ТИМУР (Тимур-Ленг — Железный Хромец), известный завоеватель восточных земель, чьё имя звучало на устах европейцев как Тамерлан (1336 — 1405), родился в Кеше (современный Шахрисабз, «Зелёный город»), в пятидесяти милях к югу от Самарканда в Трансоксиане [1] . По некоторым предположениям, отец Тимура Тарагай был вождём монголо-тюркского племени барласов [2] и потомком некоего Карачара нойона [3] , могущественного помощника Чагатая, сына Чингисхана и дальнего родственника последнего. Достоверные «Мемуары» Тимура говорят о том, что он возглавлял множество экспедиций во время волнений, последовавших после смерти эмира Казгана, правителя Междуречья, в 1357 году. После вторжения Туглака

Тимура, хана Кашгара (1361), и назначения наместником Междуречья его сына Ильяс-Ходжи Тимур стал его помощником и правителем Кеша, но очень скоро бежал и присоединился к эмиру Хуссейну, внуку Казгана, став его зятем. После многих набегов и приключений они разбили силы Ильяс-Ходжи (1364) и отправились на завоевание Междуречья. Около 1370 года Тимур поднял восстание против своего союзника Хуссейна, пленил его в Балхе и объявил, что является наследником Чагатая и собирается возродить монгольскую империю.

Следующие десять лет он посвятил борьбе с ханами Джента (Восточный Туркестан) и Хорезма и в 1380 году захватил Кашгар. Затем он вмешался в конфликт между ханами Золотой Орды на Руси и помог Тохтамышу занять престол. Тот с помощью Тимура разбил правящего хана Мамая, занял его место и, чтобы отомстить московскому князю за поражение, нанесённое им Мамаю в 1380 году, в 1382 году захватил Москву.

Завоевание Тимуром Персии в 1381 году началось с захвата Герата. Нестабильная политическая и экономическая ситуация в то время в Персии способствовала завоевателю. Возрождение страны, начавшееся в период правления Ильханов, снова замедлилось со смертью последнего представителя рода Абу Саида (1335). В отсутствие наследника трон по очереди занимали соперничающие династии. Положение усугублялось столкновением между династиями монгольских Джалаиров, правящих в Багдаде и Тебризе; персо-арабским родом Музафаридов, правящих в Фарсе и Исфахане; Харид-Куртов в Герате; местных религиозных и племенных союзов, таких, как сербедары [4] в Хорасане и афганы в Кермане, и мелких князей в приграничных районах. Все эти воюющие княжества не могли совместно и эффективно противостоять Тимуру. Хорасан и вся Восточная Персия пали под его натиском в 1382—1385 годах; Фарс, Ирак, Азербайджан и Армения были завоёваны в 1386—1387 и 1393—1394 годах; Месопотамия и Грузия перешли под его власть в 1394 году. В перерывах между завоеваниями Тимур сражался с Тохтамышем, теперь уже ханом Золотой Орды, чьи войска вторглись в Азербайджан в 1385 году и в Междуречье в 1388 году, разбив войска Тимура. В 1391 году Тимур, преследуя Тохтамыша, дошёл до южных степей России, разбил неприятеля и сверг его с трона. В 1395 году ордынский хан снова вторгся на Кавказ, но был окончательно разбит на реке Куре. В довершение Тимур разорил Астрахань и Сарай, но не дошёл до Москвы. Восстания, вспыхивавшие по всей Персии во время этой кампании, требовали его немедленного возвращения. Тимур подавил их с необыкновенной жестокостью. Целые города были разрушены, жители истреблены, а их головы замурованы в стены башен.

В 1398 году, когда Тимуру уже было за шестьдесят, он вторгся в Индию, возмущаясь тем, что султаны Дели проявляют слишком много терпимости по отношению к своим подданным. 24 сентября войска Тимура перешли Инд и, оставляя за собой кровавый след, вошли в Дели. Армия Махмуда Туглака была разбита при Панипате (17 декабря), от Дели остались руины, из которых город возрождался более века. К апрелю 1399 года Тимур вернулся в столицу, обременённый огромной добычей. Один из современников, Руи Гонсалес де Клавихо, писал, что девяносто захваченных слонов несли из карьеров камни на строительство мечети в Самарканде.

Заложив каменный фундамент мечети, в конце этого же года Тимур предпринял свою последнюю великую экспедицию, целью которой было наказать египетского султана Мамелюка за то, что он оказал поддержку Ахмаду Джал аиру и турецкому султану Баязету I, захватившему Восточную Анатолию. После восстановления своей власти в Азербайджане Тимур двинулся в Сирию. Алеппо был взят штурмом и разграблен, армия Мамелюка разбита, а Дамаск захвачен (1400). Сокрушительным ударом по благосостоянию Египта было то, что Тимур выслал в Самарканд всех мастеров на строительство мечетей и дворцов. В 1401 году штурмом взят Багдад, двадцать тысяч его жителей было убито, а все памятники разрушены. Тимур перезимовал в Грузии, а весной пересёк границу Анатолии, разбил Баязета около Анкары (20 июля 1402 года) и захватил Смирну, которой владели родосские рыцари. Баязет умер в плену, а история его заточения в железной клетке навечно вошла в легенду. Как только прекратили сопротивление египетский султан и Иоанн VII (впоследствии соправитель Мануэля II Палеолога), Тимур вернулся в Самарканд и тут же стал готовиться к экспедиции в Китай. Он выступил в конце декабря, но в Отраре на реке Сырдарья заболел и 19 января 1405 года умер. Тело его было бальзамировано и в эбонитовом гробу послано в Самарканд, где его похоронили в великолепном мавзолее, названном Гур-Эмир. Перед смертью Тимур разделил свои территории между двумя оставшимися в живых сыновьями и внуками. После многолетней войны и вражды по поводу оставленного завещания потомки Тимура были объединены младшим сыном хана Шахруком.

При жизни Тимура современники вели тщательную летопись происходящего. Она должна была послужить для написания официальной биографии хана. В 1937 году в Праге Низам ад-Дин Шами опубликовал эти труды. Обработанная версия летописи была подготовлена Шарафом ад-Дином Язди ещё раньше и в 1723 году напечатана в переводе Пети де ла Круа. Противоположная точка зрения была отражена другим современником Тимура, Ибн-Арабшахом, настроенным крайне враждебно по отношению к хану. Его книга была напечатана в 1936 году в переводе Сандерса под названием «Тамерлан, или Тимур, Великий Эмир». Так называемые «Мемуары» Тимура, увидевшие свет в 1830 году в переводе Стюарта, считаются подделкой, а обстоятельства их обнаружения и представления шаху Джахану в 1637 году до сих пор ставятся под сомнение.

До наших дней дошли портреты Тимура работы персидских мастеров. Однако в них нашло отражение идеализированное представление о нём. Они ни в коей мере не соответствуют описанию хана одним из современников как очень высокого человека с большой головой, румянцем на щеках и светлыми от рождения волосами.

Муж, уклонившийся от положенного

поприща, тёмен перед лицом Аллаха.

Муж, прошедший положенное поприще

до конца, светел перед лицом Аллаха.

Муж, прошедший сверх положенного,

благословен.

Фаттах аль-Мульк ибн-Араби, «Книга благородных предсказаний».

Огонь решили не разжигать, несмотря на то что селение стояло в стороне от караванной тропы и было давным-давно заброшено. Барласский бек [5] Хаджи Барлас выбрал для ночёвки единственную из сохранившихся камышовых юрт. Его нукеры разделились на три части. Первая составила внешнее охранение, вторая занялась приготовлением ужина, третья тут же улеглась спать, чтобы в положенный час сменить первую.

Хаджи Барласу, не привыкшему себя ни в чём ограничивать, пришлось в этот раз довольствоваться чашкой кумыса и куском вяленого мяса.

Все свои богатства — и гарем, и стада, и поваров — ему пришлось бросить на берегах Кашкадарьи, спасая свою жизнь. И теперь он с малым числом слуг пробирался в Хорасан, рассчитывая там отсидеться, пока Токлуг Тимур [6] вместе со своими чагатайскими собаками будет собирать дань на землях Мавераннахра [7] . Не было таких зверств, преступлений и надругательств, которые не совершались бы во время этих сборов. И сам барласский бек меньше, чем кто-нибудь другой, мог рассчитывать на снисхождение со стороны грабителей из Страны Чет [8] . Отношения между барласами и монголами, кочевавшими к северу от реки Сыр, никогда не были безоблачными и особенно обострились после того, как первые приняли мусульманство. С тех пор, воюя с правителями Чагатайского улуса, они отстаивали не только своё имущество, но и свою веру. Вообще-то и сам Чингисхан, и его сыновья отличались веротерпимостью, но в отношении других народов. Всё стало намного сложнее, когда проблема выбора веры разделила самих степняков.

Когда с ужином было покончено, Хаджи Барлас откинулся на кошму и попытался заснуть, чтобы набраться сил для дальнейшего бегства. Он не был человеком слишком трусливым, ибо такой никогда не возвысится среди кочевников, но считал, что в данном случае есть все основания для спешки. Однако заснуть ему не удалось: страх, видимо, имеет большую власть над сердцем человека, чем усталость. Бек лежал, прислушиваясь одновременно и к окружающим звукам, и к мыслям, шевелившимся в глубине души. За стенами юрты храпели кони, шёпотом переругивались нукеры, звенели сверчки. В стенах копошились бесчисленные насекомые. В душе бека расправляла свои тёмные крылья тоска. Да, свою жизнь он, вероятно, спасёт, но что он станет делать в Хорасане? Да, его правитель сейчас считается его другом, но одно дело ехать к нему в гости в качестве всесильного бека, и совсем другое — мчаться к нему под крыло, будучи разбитым и гонимым.

Может быть, вернуться?

Нет, ответил сам себе Хаджи Барлас, возвращение — неминуемая смерть, и хватит тратить время, отпущенное для драгоценного сна, на размышления о бесполезном.

Но и второй его попытке заснуть не суждено было стать удачной. Камышовый полог, прикрывавший вход в юрту, откинулся, и на фоне звёздного неба показалась фигура телохранителя.

— Я не сплю, — сказал бек.

— Вас хочет видеть Тимур.

Хаджи Барлас не сразу сообразил, о ком идёт речь. Во время трёхдневной скачки, во время переправы через Амударью он находился как бы в полусне и не вполне отчётливо осознавал, кто именно сопровождает его в этом путешествии. Его можно было понять — слишком резкое падение с вершин благополучия в пределы бедствия кого угодно может свести с ума.