Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Тимур не ответил. Не счёл, что этот вопрос адресован ему.
Неизвестный, словно стремясь удовлетворить жгучее любопытство поедателей винограда, сдвинулся с места и подошёл поближе. И Тимур узнал его. Рябое лицо, редкая борода, широко посаженные неуловимые глаза.
— Маулана Задэ.
Узнанный неприятно улыбнулся и поклонился.
Тунг-багатур растерянно переводил свой взгляд с незваного гостя на своих собак. Они обязаны были уловить его запах за полсотни шагов и поднять бешеный шум.
Маулана Задэ был одет в простой потёртый халат, какие носят погонщики верблюдов и водоносы.
— Прошу прощения и снисхождения у достойнейшего Тунг-багатура за то, что посмел незваным-непрошеным явиться в его благодатный дом.
Сказав это, бывший ученик медресе снова согнулся в поклоне.
Хозяин, даже будучи человеком непроницательным, сразу сообразил, что отнюдь не желание восхититься роскошью и уютом его жилища привело сюда этого человека, но он сделал приглашающий жест, предлагая ему место на ковре над журчащей водой.
Маулана Задэ сел с видом человека, уверенного, что ему ни за что не откажут в этом знаке внимания. С улыбкой посмотрел на Тунг-багатура, который никак не мог прийти в себя из-за необъяснимого поведения своих всегда столь надёжных собак. Маулана Задэ с плохо скрываемым удовлетворением наблюдал за его недоумёнными взглядами в сторону лениво лежащих животных.
— Не надо сердиться на них, уважаемый Тунг-багатур.
Хозяин недовольно поморщился: кому может быть приятно, что его мысли сделались прозрачными для незнакомого человека?
— Повторяю и умоляю: не обижайте своим раздражением сих великолепных зверей. Они не виноваты, что я обладаю некоторыми особыми умениями, позволяющими мне вводить в заблуждение даже проницательных людей, не то что собак. Долгие годы особых упражнений, долгие годы упорства и самоотречения принесли некоторые плоды. Но оставим это, невежливо с моей стороны до сих пор не сообщить вам, кто я такой и почему без приглашения явился в ваше жилище.
Тунг-багатур кивнул — слушаю, мол.
— Имя моё Маулана Задэ, может статься, вы слышали его.
Тунг-багатур конечно же слышал это имя, слышал многое, что рассказывали в городе о его носителе.
— Клянусь загробным блаженством, если вы Маулана Задэ, то я не вижу ничего особенного в том, что мои собаки не захотели вас учуять.
Бывший ученик медресе спокойно снёс хвалебное речение в свой адрес.
— А прибыл я в хранимый Аллахом дом ваш, чтобы увидеться с вашим гостем, хранящим до сих пор молчание.
Тимур сделал приветственный жест, но вложил в него не слишком много удовлетворения и искренней радости.
— Я хочу поблагодарить тебя, Маулана Задэ.
— Поблагодарить за что?
— За того дервиша, что сообщил мне о выступлении армии Мунке-багатура.
— У-ум, — Маулана Задэ выплюнул виноградные косточки, — только отчего ты решил, достойнейший Тимур, что дервиш этот был послан именно мной?
Тимур пожал плечами:
— Как бы там ни было, он появился вовремя и принёс полезное известие. Но если ты не хочешь, чтобы я был тебе благодарен, — воля твоя.
Маулана Задэ положил в рот сразу несколько виноградин. Прожевал. Опять довольно неопрятно выплюнул косточки.
— Не затем я явился сюда, да ещё таким образом, чтобы упиваться щербетом твоей благодарности.
— Тогда скажи: зачем?
— Я давно знаю, что ты в городе, я следил за тобой и старался не мешать.
— Да ты совсем и не мешал мне, — усмехнулся Тимур.
— Я понимаю, что ты здесь не только для того, чтобы повидаться с семьёй. Ты изучал город так, как изучал бы всякий, кто собирается этот город брать.
Тимур слушал не перебивая.
— Ты больше месяца в городе, и я решил, что тебе этого времени должно было хватить.
— Для чего?
— Для того, чтобы принять правильное решение. Ты безусловно увидел то, что видят все. Чагатаи уже не правят в городе.
— Они стоят на каждом углу.
— Но они не знают, что творится в домах и головах жителей. А я знаю. Знаю, что достаточно одной искры — и здесь всё вспыхнет. Сотни — я говорю то, что знаю достоверно, эмир Тимур, — сотни горшечников, кузнецов, трепальщиков хлопка, даже купцов точат свои кинжалы.
Эмир медленно покивал, на него неприятно действовала волна жаркой, истеричной энергии, которая шла от воспламенившегося под воздействием собственных речей ученика медресе.
— И ты считаешь, что такой искрой мог стать...
— Да, клянусь бессмертием души. Я знаю, где они, — под Бухарой, я знаю, сколько их, пять, а может, и шесть сотен. Если они неожиданным ударом...
Эмир поднял руку, как бы ставя этим жестом предел разговорчивости Маулана Задэ.
— Даже если твои кузнецы и горшечники, брадобреи и чувячники все, как один, поддержат моих всадников, всё это кончится огромной кровью.
Маулана Задэ потрясённо помотал головой:
— Тебя волнует кровь?
— Бессмысленно пролитая — да. Мы ничего не добьёмся. У Ильяс-Ходжи очень, очень много всадников. И не только здесь, в городе. И твои сербедары, сколько бы их ни было, не выстоят против них.
Лицо Маулана Задэ налилось тёмной, тяжёлой кровью, он закрыл глаза.
— Ты рассчитывал, что я дам тебе другой ответ? — удивлённо спросил Тимур.
Собеседник продолжал сидеть молча, с закрытыми глазами, он словно впал в какой-то транс. Тунг-багатур опасливо косился на него, не представляя, чем может разрешиться эта ситуация.