Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Покуда, скрипя калямом, мирза Искендер исправлял текст, дверь тихонько отворилась и в комнату вошёл векиль [70] Ибрахим. Его появление могло означать только одно — пришла пора готовиться к субху [71] .
— Мир тебе, о владыка вселенной и прибежище мусульман, — произнёс вошедший вельможа. — Заря уже готова коснуться своими пальцами края твоих владений, и день Муштари [72] стучится во врата Самарканда.
70
Векиль — смотритель дворца.
71
Субх — утренняя молитва, совершаемая мусульманами с появлением
72
День Муштари — день Юпитера, то бишь четверг.
В комнату вслед за векилем стали вносить тазы, кумганы и чаши для омовений. Слуги принялись бережно раздевать эмира. Появились новые белоснежные одежды, пахнущие благовониями. Векиль Ибрахим лично собрал всю вчерашнюю одежду эмира и понёс её на улицу. Он никак не мог отказать себе в этом ежеутреннем развлечении. Когда, покорив Индию, Тамерлан возвратился в Самарканд, он принялся совершать дела, угодные Аллаху, тем самым желая искупить бесчисленное количество грехов своих. И среди множества повелений, отданных ради этой цели, было и такое: каждое утро собирать всю вчерашнюю одежду эмира и, прежде чем начнётся субх, раздавать её нищим. И каждое утро, задолго до того, как запоёт муэдзин, у одного из балконов дворца Тамерлана собиралась толпа нищих. Они старательно мутузили друг друга, стремясь пробраться поближе, но когда наконец векиль появлялся и начинал разбрасывать вчерашние одежды эмира, тут уж начиналась настоящая битва, и было даже немало любителей этого зрелища, которые, пренебрегая либо намазом, либо сладким утренним сном, приходили поглазеть на драку нищих.
В это утро побоище не разочаровало векиля Ибрахима — выбитые зубы, исцарапанные лица, кровь, ругань, торжество победителей, всё это было, и векиль настолько увлёкся наблюдением за очередной утренней дракой самаркандских оборванцев, что едва не забыл о том, что ему положено присутствовать при утреннем намазе своего государя. Он со всех ног устремился назад, туда, где Тамерлан, уже облачённый в новые одежды, чистый и торжественный, готов был обратиться к Аллаху. Грузный векиль запыхался, но успел всё-таки вбежать в комнату эмира в тот самый миг, когда город огласили громкие и красивые звуки азана [73] . Переступив порог, Ибрахим рухнул на колени.
73
Азан — в исламе призыв к молитве.
Глава 3
Посольство короля Энрике
В этот четверг 28 августа 1404 года по дороге из Герата в Самарканд двигалась странная процессия. Большую повозку, груженную разнообразными тюками и ящиками, сопровождали полтора десятка всадников, одетых столь причудливо, что жители местных селений оглядывались и подолгу взирали им вслед, смеясь и покачивая головами. Больше всего их, конечно, веселило то, что на чужеземцах были короткие жакеты с пышными накладными плечами, чулки-штаны шоссы, плотно облегающие ляжки, колени и икры, а на ногах — короткие башмаки с длинными-предлинными носами.
А между тем эти люди, столь причудливо смотрящиеся среди пейзажей Кашкадарьинской долины, проделали очень неблизкий путь из Кадиса через всё Средиземное море, а затем через все земли, завоёванные великим Тамерланом от Сирии до Мавераннахра, минуя Мосул, Багдад, Исфахан, Герат, и теперь, приближаясь постепенно к столице империи Тамерлана, были уже недалёки от конечной цели своего путешествия.
Впереди всех ехал на караковом жеребце личный гвардеец короля Кастилии и Леона, могучий рыцарь Гомес де Саласар, за ним — два его оруженосца, далее на сильной гнедой кобыле скакал глава королевского испанского посольства, магистр богословия Альфонсо Паэса де Санта-Мария, подле него, стараясь не отставать, дабы не прерывалась беседа, двигался на вороном коне третий посланник, писатель Руи Гонсалес де Клавихо, имеющий задание короля как можно подробнее описать путешествие и все те земли и чудеса, которые посчастливится увидеть воочию или о коих доведётся услышать. За ними колесила повозка с подарками от короля Энрике эмиру Тамерлану, окружённая скачущими охранниками и слугами посольства. Дон Альфонсо и дон Гонсалес, ещё недавно весьма оживлённо обсуждавшие шансы Флоренции в борьбе против Пизы, уже незаметно перешли к критическому разбору одной из новелл Хуана Мануэля [74] . Дон Гонсалес, с утра проявлявший некоторую рассеянность, вдруг отвлёкся от темы разговора и промолвил:
74
Хуан Мануэль — испанский прозаик XIV века.
— Какая прекрасная равнина! Должно быть, весной здесь просто рай.
Дон Альфонсо, вынужденный прервать на полуслове свои рассуждения об особенностях стиля Хуана Мануэля, несколько обиделся, но, будучи человеком необыкновенно деликатным и обходительным, внимательно огляделся по сторонам и заметил:
— А вы только посмотрите, какие тут дыни, да как много!
Стоило ему это произнести, как с повозки старого крестьянина, выруливающего на дорогу со своего поля, скатилось несколько дынь, которые, шлёпнувшись оземь, смачно раскололись. Крестьянин, конечно, пожадничал и чересчур перегрузил свою повозку, но весь свой гнев он вылил в проклятьях вслед шайке джиннов, якобы напугавших его осла своими шайтанскими одеяниями.
Посольская процессия наконец приблизилась к высокому валу и рву, окружающим город Кеш. Через ров был перекинут подъёмный мост, а сквозь вал прорыта арка, над которой нависали подъёмные ворота. Здесь послов короля Энрике встречал Мухаммед Аль-Кааги, сопровождавший испанцев от самой Кастилии и лишь в Герате уехавший вперёд для того, чтобы подготовить достойный приём гостям в Мавераннахре. Два года назад король Энрике уже посылал двух своих дипломатов, Пайо де Сото Майора и Эрнана Санчеса де Паласуэлоса, разузнать всё о могуществе турецкого султана Баязета Молниеносца и чагатайского эмира Тамерлана Железного Хромца. Добравшись тогда до Анкары, первые послы стали свидетелями великого сражения между Баязетом и Тамерланом, в котором эмир полностью разгромил султана и даже взял его в плен. С любезностью встретив испанцев, Тамерлан снарядил собственное посольство в Кастилию, которое и возглавил Мухаммед Аль-Кааги, человек учёный и знающий языки. В сопровождении Пайо де Сото Майора и Эрнана Санчеса де Паласуэлоса он прибыл в Испанию и привёз королю Энрике множество драгоценных подарков, в числе которых были и изысканные восточные красавицы для гарема сеньора Кастилии и Леона. Правда, король Энрике, будучи государем христианским, гарема не имел, но в личном послании, которое ему адресовал Тамерлан, настоятельно рекомендовалось завести гарем, ибо это учреждение весьма полезно для здоровья. Дон Энрике обещал обдумать советы могущественного завоевателя Востока, всячески обласкал Мухаммеда Аль-Кааги и, продержав его некоторое время при своём дворе, отправил с ним второе посольство.
— Рад приветствовать благородных донов в родном городе великого эмира Тамерлана, — произнёс Мухаммед Аль-Кааги на чистейшем наречии испанских франков, встречая послов короля Энрике. Дон Альфонсо и дон Гонсалес расплылись в ласковых улыбках — присутствие доброго Мухаммеда, с которым они успели подружиться за время путешествия, было какой-никакой гарантией того, что к ним здесь будут относиться доброжелательно.
Был полдень, жара стояла невероятная, испанцы истекали потом и мечтали о прохладе, но не могли отказать себе в удовольствии тотчас же по прибытии рассмотреть свежеотстроенные красоты города Кеша. Мухаммед принялся показывать им новые дома и мечети, возведённые благодаря непомерной помощи Тамерлана городу, где прошла его юность. Огромная мечеть вставала над усыпальницей отца Тамерлана, эмира Тарагая, но строительство её ещё не закончилось и вся она была в лесах. Рядом с нею стоял сказочно красивый мавзолей, облицованный узорами из светло-серых, синих и небесно-голубых изразцов. В нем покоились останки Тамерланова сына, первенца и любимца Джехангира, умершего не так давно и до сих пор горестно оплакиваемого отцом.
— Доблестный Афзун Мазид, с которым мы делили трапезу в сенате, сообщил нам, что будто бы так и не переписано завещание, по которому покойнику Джехангиру до сих пор положено владеть двенадцатью тысячами всадников и доходами с целой области. Это действительно так? — поинтересовался дон Альфонсо.
— Да, это правда, — кивнул Мухаммед. — Мне сказали, что часть войска до сих пор с трепетом ожидает какой-нибудь причуды со стороны эмира. Например, что он отдаст приказ перерезать их и обложить ими со всех сторон мавзолей сына. Таково его горе! Но я всё же думаю, до такого не дойдёт. Сеньоры, прошу вас покинуть седло и отправиться в мечеть Хазрет-Имам, где для вас приготовлено пиршество.
Мечеть Хазрет-Имам примыкала к мавзолею Джехангира. Выяснилось, что это не случайно: здесь, внутри мечети, находилась усыпальница самого Тамерлана, которую он приготовил для себя, чтобы после смерти упокоиться рядом с любимым сыном.
В мечети царила прохлада, и, расположившись вокруг щедро украшенного узорами и богато уставленного яствами дастархана, гости с наслаждением чувствовали, как пот на них высыхает и одновременно истаивает усталость. Пустившись в путь сегодня на рассвете и проскакав шесть часов до приезда в Кеш, путники успели проголодаться и с огромным удовольствием накинулись на жареную баранину, телятину, запечённых фазанов и плов. Особенно хороши были бараньи кишки, фаршированные курдючным салом, бараниной, селезёнкой, рисом и луком. Разные люди подходили и присаживались к дастархану. Мухаммед представлял их послам, и те вежливо здоровались. Подали печёную конину. Дону Гонсалесу она нравилась, дон Альфонсо ел из вежливости, а дон Гомес отказался и спросил вина. Мухаммед пояснил, что они всё же находятся в мечети, где ни при каких обстоятельствах нельзя пить вино.