Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Царь Казган правил тогда в Самарканде, и был он правителем добрым, но слабосильным, и когда из соседних земель пришёл султан Заур, Казган вышел на бой, но был разбит Зауром, и султан ограбил ту землю Мавераннахр дочиста. Тамерлан, о котором в народе говорили: «Ты — наш вожак!», замыслил тогда Казгана убить, а самому сесть на его место. Видя это, Казган стал щедро одаривать разбойника и даже отдал за него свою внучку, а сие давало злодею особый почёт, ибо Казган был из рода Чингисова, и Тамерлан, женившись на внучке Казгана, получал титул гурагана, то бишь зятя чингисидов. Но злонравный барлас и тогда не оставил своих замыслов убить несчастного Казгана, а кроме того, продолжал разбойничать, грабить и убивать невинных людей, иной раз отнимая у бедных последнюю овцу. И Аллах тогда в первый раз излил свой гнев на непокорного. В один год умерли мать Тамерлана и любимая жена Айгюль Гюзель. Он сильно горевал, особливо по
Но недолго. Буйный нрав его взял своё, и Тамерлан рассудил так: «Мать у меня была одна, и другую не отнимет Аллах. А жену, даже если и отнимет, найду другую, их много вокруг». Тогда он завёл дружбу с Хуссейном, эмиром Гератским, коему помог усмирить бунт в Герате, и после того Хуссейн стал во всём помогать Тамерлану, грабя окрестные земли и замысливая, как извести Казгана.
В знак дружбы Хуссейн выдал за Тамерлана сестру свою, Улджай, а ей было пятнадцать лет, но в тех землях и двенадцатилетних, и десятилетних, и даже шестилетних девочек выдают замуж, и Тамерлан не раз брал себе в гарем совсем юных дев, коим ещё только в куклы играть подобает.
Дни Казгана были уже сочтены, и одно лишь спасало его до некоторых пор, что слишком много составлялось вокруг него заговоров, а хитрый Тамерлан хотел воспользоваться сим обстоятельством. Он помогал Казгану раскрывать заговоры, казнил заговорщиков и тем самым заранее избавлялся от будущих своих соперников. В то время произошла война с Хорезмом, Тамерлан с помощью коварства и хитрости, а не воинской доблести овладел этим городом, за что и получил его от Казгана в полное своё подчинение. Но в конце концов тенёта сомкнулись над властителем Самарканда, и несчастный Казган пал жертвою коварных умыслов Тамерлана. Злодей же так хитро всё продумал, что виновниками смерти Казгана были объявлены другие эмиры — Токлук Тимур и Хисрау-Баян-Кули, а истинный виновник остался в тени и избегнул наказания. Но Аллах не промедлил наказать его, и в тот год умер отец Тамерлана, Тарагай. И снова безбожник не раскаялся в грехах своих, продолжая творить беззаконие.
Вместо Казгана ханом стал Абдулла-Вали, человек жадный и равнодушный к нуждам своих подданных. Он бестрепетно взирал на то, как Тамерлан со своим шурином Хуссейном, да и иные эмиры, как-то — Токлук Тимур, Хаджи Барлас, Баян-Сальдур, бессовестно наживаются, грабя население всего Турана [97] . Тогда народ Турана восстал, и поднялась великая смута. К тому времени Токлук Тимур приобрёл титул монгольского хана и, приведя большое войско монголов, завоевал Мавераннахр, а самаркандского царя Абдуллу-Вали казнил на берегу Джайхун-реки [98] , аки лихоимца, поставив на его место хана Углана. Тамерлан же рьяно помогал Токлук Тимуру в овладении Мавераннахром, за что получил от того большие области во владение. Наипаче он выслужился перед ханом, немилостиво казня восставших жителей Турана, не разбирая, кто прав, а кто виноват, своею рукою отсекая им головы. Особливо жестоко покарал он жителей Хуталляна, где по его приказу была построена из живых связанных людей целая башня, которую обмазали со всех сторон глиною, и несколько дней она стонала, а бездушный Тамерлан наслаждался страшными стонами. И по сей день ужасная башня сия видна на берегу реки Кызылсу.
97
Туран — то, что ныне принято именовать Средней Азией.
98
Джайхун-река — Амударья.
Ненасытность страданиями человеческими Тамерлан сочетал с ненасытностью в сладострастии и, желая выделиться среди прочих эмиров и в этом свойстве своей натуры, завёл себе гарем из многих жён и наложниц. Если он убивал какого-нибудь знатного человека, то забирал себе и гарем его, и даже Хуссейн, убив хуталлянского эмира, не взял себе его жён, а подарил их Тамерлану. От многочисленных жён рождались у Тамерлана дети, но все дочери, а сыновей не было, только Джехангир да Омаршейх, которые от умершей Айгюль Гюзель. Правда, много детей у него рождалось мёртвыми, и среди них сыновья. Так Аллах беспрестанно наказывал Тамерлана за его беспутство. Но ещё большее наказание было ему уготовано, ибо нрав злодея всё пуще ужесточался.
Когда Хуссейн и Тамерлан разбойничали на берегах реки Мургаб, тамошние туркмены изловчились взять их обоих в полон. Они усадили их в зиндан, как именуется место для заточения, где под ногами в страшной сырости ползают омерзительные гады. Шестьдесят дней и ночей томились разбойники в том зиндане, тела их покрылись гнойниками, и не было мочи больше терпеть. Тогда Тамерлан взмолился к Аллаху, обещая раскаяться в грехах своих и прекратить злодейства. На шестьдесят первую ночь явился ему во сне тот самый длинноволосый седой сеид, который приходил к нему в болезни, и сказал такое слово:
«Аллах услышал твои молитвы, эмир Тамерлан. Он хотел, чтобы ты до конца дней своих гнил в этом зиндане, но по великой милости своей переменил решение. Завтра ты будешь освобождён, но знай: если не переменишься и не обратишься к добродетели, то рука твоя, коей ты отсекаешь головы ни в чём не повинным людям, одеревенеет, а нога твоя, коей ты попираешь трупы казнённых тобою безгрешных жителей, окаменеет. Помни об этом».
На другой день предсказанное сеидом сбылось. Друзья Тамерлана проведали о месте его заточения и с боем освободили его и Хуссейна. Придя в Самарканд, Тамерлан ещё шестьдесят дней лечился у сестры своей по имени Кутлуг Туркан-ага, известной знахарки. Она же уговаривала его разлюбить насилие и не алкать больше крови человеческой, но Тамерлан быстро забыл об угрозах седого длинноволосого сеида, посланца Аллаха, и как только оправился, сел на коня, собрал свой тумен, а был он о ту пору уже темником [99] , и, взяв с собой неразлучного своего шурина Хуссейна, ринулся искать новой добычи и новых убийств в земле Сеистанской, что к югу от Хорасана [100] . Там и настигла его кара Божья, предсказанная сеидом.
99
Темник — командир тумена. Искендер сильно преувеличивает — в подчинении у Тамерлана тогда ещё не было десяти тысяч воинов.
100
Хорасан — страна на северо-западе Афганистана и северо-востоке Ирана; Систан, или Сеистан, — ныне провинция Гильменд в Афганистане.
Глава 9
Истадой
Искендер содрогнулся всем телом, испуг был так силён, что потемнело в глазах и мгновенно пересохло во рту, и лишь в следующее мгновенье он догадался, что только его жена Истадой могла так бесшумно прокрасться в комнату, лечь ему на спину и обвить руками.
— Испугался! Испугался! — засмеялась она, целуя его в мочку уха, ласкаясь щекой о его щёку. — Какие красивые буковки, совсем не похожи на чагатайские крючки. Ой! Что это! Смотри, смотри! Они исчезают! Искендер-джан! Они тают!
Она всё-таки увидела. Он так надеялся, что она ограничится ласками и не станет заглядывать в его рукопись. Последние слова написанного текста становились незримыми, растаяло слово «Хорасан», стали угасать «Там и настигла»… Искендер успел обмакнуть перо в обычные чернила и поставить точку после слова «сеидом».
— Правда, забавно? — пробормотал Искендер, не зная ещё, как объясняться с женой по поводу исчезающего текста.
— Что это? Я никогда не видела ничего подобного.
Ложь всплыла очень вовремя, то есть она и не всплывала, а лежала прямо на поверхности, её и не нужно было особо выдумывать:
— Старые чернила. Ещё из тех запасов, которые я сделал три года назад. Как видишь, испортились и испаряются, едва успеешь что-либо написать. Пытаюсь смешивать их и с тем, и с этим, ничего не получается. Придётся выбросить.
Истадой полностью удовлетворилась этим объяснением и вновь принялась, мурлыкая, ласкаться к мужу. Он усадил её на колени. Лицо Истадой излучало любовь и страстное желание, губы алели, глаза сверкали, но тотчас пелена истомы упрятала их блеск.
«Интересно, если мы теперь насладимся страстью, она забудет об испаряющихся буквах или запомнит их крепче? — подумал Искендер, впиваясь губами в желанный рот Истадой. Он почувствовал холод её белоснежных зубов, языки сплелись в змеином танце, скользя друг по другу. Обхватив лёгкое тело жены, уже дрожащее от предвкушения, он встал и понёс Истадой в угол комнаты, где были расстелены мягкие кашанские ковры.