Тингль-Тангль
Шрифт:
Чук и Гек.
Они и без того занимали в сердце Васьки весьма скромное место, а сейчас и вовсе превратились в бесплотные тени на стене.
Не то, что Ямакаси.
Повелитель крыш, он стоит перед Васькой еще более восхитительный, чем в тот момент, когда она увидела его впервые. Татуировки на его теле сверкают, маленькие черные солнца слепят глаза, маленькие черные луны щекочут ноздри, маленькие черные спирали срезают кожу слой за слоем, маленькие черные стрелы пронзают сердце, уж не влюбилась ли Васька?
Определенно нет.
– …Поблизости точно ничего
– Ничего, что я спросил о еде?
– Конечно, ничего.
– Ты проводишь меня?
– Я не бываю на кухне без крайней необходимости. Это только часть правды, хотя Васька, действительно, сократила свои визиты в ту сторону квартиры, где находится кухня, до минимума. Кухня много лет оставалась убежищем ведьмы, а детское воспоминание о жабах и змеях, и о человеке, убивающем ребенка, живо до сих пор. Васька отлично понимает, что все ее страхи беспочвенны и иррациональны, она даже пытается с ними бороться, иногда – самыми экстравагантными способами. Выйти голой на кухню, особенно если поблизости слышны унылые вздохи Мики – почему нет?…
Но это только часть правды.
А вся правда заключается в том, что сейчас ей хочется одиночества. Пусть и недолгого.
– …Вон та дверь, видишь? Она ведет в квартиру. Пройдешь по коридору, поднимешься по ступенькам вверх и свернешь направо. Там будет еще один коридор, а в самом его конце – кухня.
– Понятно. А я не столкнусь с твоей сестрой?
– Если столкнешься – поздоровайся. Но в разговор лучше не вступать.
– Почему?
Васька делает круглые глаза и трагическим шепотом предупреждает:
– Она заговорит тебя до смерти!
Дверь за Ямакаси захлопывается, и Васька остается одна. Наконец-то!…
Ей больше не хочется спать, мастерская приняла свои обычные очертания, все снова находится на местах: девушка с веслом (Васька зовет ее Хиллари Клинтон) – справа от лошади Рокоссовского; мужик в робе (Васька зовет его Джеком-Потрошителем) – слева. Стена с фризом из колхозной жизни – впереди. Еще о лошади:
это всего лишь куча старого дерьмового гипса.
Васька легко соскакивает вниз и тут же упирается рукой в рюкзак Ямакаси. Мысли о содержимом рюкзака время от времени посещали ее: не факт, что после изучения содержимого Ямакаси предстанет перед ней в новом, неожиданном свете, но попробовать стоит.
Инстинктивно оглядываясь на дверь, Васька принимается рыться во внутренностях, то и дело натыкаясь на фрагменты каких-то вещей, общий их смысл ускользает. Промаявшись секунд двадцать, она приходит к соломонову решению: нужно вывалить веши на пол – и вся недолга.
– нож-выкидушка с аляповатой наборной ручкой из плексигласа и грязным лезвием (Васька ожидала увидеть как минимум мачете)
– два потертых китайских шара с покрытыми эмалью символами инь и ян (Васька ожидала увидеть как минимум магический кристалл)
– книга без обложки (он утверждал, что не читает книг)
– колокольчик без языка – плеер без наушников
– сломанная палочка для ушей
– две сломанные зубочистки
– зажигалка «Зиппо» с изображением кактуса и койота, воющего на лупу
– одноразовая зажигалка
– полупустая пачка сигарет, ни в одном ларьке Питера такие не продаются
– карманный календарик с зажеванными углами; на календарик нанесена схема метро, явно не питерского и не московского
– мятый буклет с изображением взлетающего лайнера на первой странице. Поверхностный просмотр буклета выявляет ряд однотипных колонок – очевидно, речь идет о расписании вылета и прилета самолетов в каком-то неведомом Ваське аэропорту
– пухлая, видавшая виды записная книжка. Учитывая Васькину редкую психологическую особенность, на книжке можно сразу ставить крест
– что-то вроде медальона или амулета; дешевый камень неизвестного происхождения на такой же дешевой, едва ли не медной цепочке —
И всё.
Уже сейчас эту рюкзачную феерию можно смело вынести на помойку и быть совершенно спокойным за ее будущее: ни один бомж на такое добро (за исключением ножа и зажигалки) не польстится. Васька уязвлена, но вынуждена признать: Ямакаси предстал перед ней в новом, неожиданном свете. Жаль только, что не высветились документы (не важно, что Васька ни бельмеса в них не поймет, но у любого человека должны быть документы!).
Деньги, хотя бы и не слишком большая сумма, тоже не высветились. Не говоря уже о кошельке. А у любого человека должен быть кошелек, и потом: каким образом Ямакаси собирался отправиться в магазин «24 часа», не имея при себе ни копейки денег?
Неужели попросил бы в долг?
А еще – вещи.
У любого человека, путешествующего от дома к дому, должен быть определенный запас вещей. Хотя бы пара белья, сменные носки (у парней нередко попахивают ноги), зубная щетка, полотенце, что сказал Ямакаси?
Что в рюкзаке все его вещи.
Это сейчас в городе стоит невыносимая жара, но синоптики обещают циклон из Скандинавии, температура упадет градусов на десять. А потом наступит осень, а потом зима – что будет делать Ямакаси в своей жилетке, полотняных брюках и сандалиях эспарденьяс? Ваське почему-то хочется, чтобы Ямакаси остался здесь до зимы, уж не влюбилась ли она?
Определенно нет.
Времени у Васьки немного, но она успевает сложить вещи в рюкзак, повесить его на прежнее место, усесться на кровать с самым независимым видом и щелкнуть пультом телевизора. По телевизору показывают киношку. Старую, если судить по костюмам актеров. Французскую, если судить по их изысканно уродливым физиономиям. Васька не очень любит такие киношки: сплошная говорильня, ложная многозначительность, полутона, обертона, пляски вокруг одного-единетвенного трупа (при наличии трупа), пляски вокруг одной-единственной страсти (при наличии страсти), дурно пахнущие семейные тайны и скрытая реклама блейзеров от Кристиана Диора.