Тингль-Тангль
Шрифт:
Зато его чек на миллион, оставленный «Моим девочкам. Берегите себя», живет и здравствует. Мика проверяет его каждые полгода, и каждые полгода находит на том же месте, в красном – папином – фотоальбоме, в непрозрачной папке с фотографиями с похорон.
Давно пора бы перестать лазать на антресоли, ничего нового она там не увидит: сумма с шестью нолями так и остается неизменной.
Интересно было бы взглянуть на Тобиаса, пусть и не Брюггеманна, как вообще выглядят Тобиасы? Сейчас она узнает.
Мика вытаскивает из плексигласового кармана фотографию и поворачивает ее к себе: два совсем взрослых
Все трое улыбаются и демократично поддерживают друг друга под локти.
Черт возьми…
Парень помоложе – Ильбек Шамгунов, он стоит справа. Солнцеликий находится в центре, значит, слева и должен быть Тобиас.
Да-а… Красавцем его не назовешь. Тобиасу со снимка лет сорок пять, у него сухое и очень узкое лицо, немного скошенный подбородок и глубоко посаженные глаза. И родинка на щеке. Вернее – небольшая бородавка.
Солнцеликий как всегда хорош…
Мика вдруг замирает и проводит рукой по лицу. Ей кажется, что она сошла с ума, и тем не менее факт остается фактом:
прямо перед ней – Солнцеликий.
А она еще лишь скользнула по нему глазами и стала рассматривать снимок дальше… сумасшедшая… Но как он мог попасть сюда – в эту мансарду, в этот стол, в этот ежедневник, в эту фотографию, в объятья к пиниям и сицилийским соснам?
Солнцеликий…
Значит, Солнцеликий, дядя Пека, Павел Константинович – и есть PAUL? Павел – paul, все верно. А Ильбек так и останется ILBEK'om, хоть в русском, хоть в немецком варианте. Тогда, если следовать логике, личность с бородавкой на щеке – TOBIAS?
Тобиас Брюггеманн из Германии, которому бедные-бедные сиротки должны были обязательно позвонить. А они – не позвонили. И не звонили все эти годы. И не исключено, что Тобиас Брюггеманн почесал свой скошенный подбородок и подумал: а куда же запропал мой миллион? И не пора ли бедным-бедным сироткам вернуть должок. Но черт возьми… Ведь этот миллион был оставлен именно им, «моим девочкам», при чем здесь Тобиас Брюггеманн?
Нужно остановиться.
Почему она трусит, что такого произошло?
Ильбек Шамгунов – вот что произошло. Никто теперь не убедит ее, что он появился в их с Васькой жизни случайно. Сначала он прикинулся Ямакаси, потом – этим парнем, вошел в их дом, нагадил татуировками, самый элементарный вывод, который напрашивается: этого крашенного под хохлому Будду (господи, неужели она думает о нем так, хотя совсем недавно…), его прислал еще более всесильный Будда с бородавкой на щеке… Fieberwahn! [53] Представить, что кто-то управляет татуировками, – невозможно.
53
Бред(нем.).
Мика закусывает губу.
Невозможно было представить, что кто-то управляет этим парнем, взирающим на город с царственных крыш и курящим не виданную в России brissago.
А гражданином Германии Ильбеком Шамгуновым может управлять кто угодно.
И завтра он летит в Дюссельдорф, в своем календарике он даже обвел этот день красным…
А на сегодняшнем стоят два креста.
Мика судорожно вынимает из стола паспорт Ильбека Шамгунова и календарик в нем. Так и есть: черные сдвоенные кресты и красный кружок. Что означает кружок – понятно.
А кресты?
Господи… ничего хорошего эти кресты не предвещают. И почему их два? Почему, почему, почему? – Мика в отчаянии колотит себя ладонью по лбу.
Черные кресты– настоящая смерть Ральфа и бумажная смерть Клода… Нет, это глупо.
Черные кресты– настоящая смерть Ральфа и… и… смерть кого-то еще… Кого?
Но ведь Ральфа убила Васька! Она сама это сказала по телефону. И попросила помощи, Мика ничего не могла напутать, она знает Васькин голос. И этот ключ… Почему он оказался на теле Ральфа? Потому что Васька хотела, чтобы Мика пришла сюда. Иначе она не оставила бы ключа.
Зачем?
Затем, чтобы Мика обнаружила здесь настоящую жизнь парня, которым Васька так увлечена? Но откуда она могла узнать об этой жизни? Ни одна строчка, ни одно предложение, даже адрес на прямоугольной бирке ключа недоступны Ваське по определению. И Васька никогда не знала о существовании Тобиаса Брюггеманна. И о существовании чека в миллион долларов. А даже если когда-нибудь она и влезла бы в непрозрачную папку из папиного фотоальбома – все равно, расшифровка записки с телефонным номером и чека были бы для нее непосильной задачей.
Задача непосильна и для самой Мики, она не в состоянии хотя бы приблизительно нарисовать общую картину происходящего, она ничего не понимает. Для чего она здесь? А вдруг Васька заодно с посланцем Тобиаса, она всегда была циничной (нимфоманки, к разряду которых принадлежит Васька, – циничны). Она всегда хотела унизить, уничтожить Мику – чем не повод унизить и уничтожить ее прямо здесь, в странной мансарде, на глазах у бумажного Шаброля?
Нет.
Этого не может быть, нет. Маленькая Васька была совершенно искренней, когда звонила ей сегодня, Мика не могла ничего напутать; Васька была искренней и ей нужна помощь. Ей и медвежатам на пижамке, и проволочным дерзким волосам.
Это все подручный бородавки на щеке, он заманил в ловушку сначала Ваську, а затем ее, Мику.
Ловушка.
Вот она и произнесла это слово вслух. Звучит много безнадежнее, чем пейот, но если это так – почему дверца в мышеловку не захлопнулась? В ее руках – ключ, и она в любую минуту может выйти…
Это и нужно сделать.
И как можно быстрее.
Записную книжку с фотографиями и календарик она обязательно возьмет с собой. На всякий случай… Мику вдруг неожиданно пронзает абсолютно детская ванильно-клубничная мысль, от которой начинают беспорядочно скакать мурашки по коже: что, если без календарика Ильбек Шамгунов окажется совершенно беспомощным? Забудет о черных сдвоенных крестах (что бы они не означали), забудет о красном круге. И о многом другом, чего Мика впопыхах не рассмотрела.