Тиран
Шрифт:
— Лептин! — воскликнул он, едва увидев последнего.
— Филист!
Они крепко обнялись со слезами на глазах.
— Сукин ты сын! — усмехнулся Филист. — Ты все такой же! Как я рад тебя видеть, клянусь Зевсом, как я рад!
— Это действительно ты, старый всезнайка? — воскликнул Филист с дрожью в голосе. — Только поглядите: хорош, как эфесская путана! Климат Адриатики заставил тебя помолодеть! Где ж ты пропадал?
— Если быть точным, то в Адрии.
— Адрия… а где это?
Филист указал пальцем куда-то на север:
— В самой дальней точке залива. В первые дни комары жрали меня живьем, потом оставили в покое, или же я к ним привык. Сколько времени прошло… О боги, сколько времени!
Один взял другого под руку, и они побрели в золотистых лучах заката по красивой мощеной улице, ведущей в городок, и наконец добрались до жилища Лептина — небольшого дома из серого камня с внутренним двориком, с трех сторон окруженным портиком с колоннами. В центре виднелся колодец, украшенный восточными мотивами.
— Ты хорошо устроился, — промолвил Филист.
— Не жалуюсь.
— В общем, твой брат не так уж плохо с тобой обошелся.
— Да, — ответил Лептин довольно сухо. — А ты? Как ты поживал?
— Мне оставили возможность передвижений. В определенном смысле я даже выполнял правительственное поручение. Одним словом, находился, скажем так, в условиях частично ограниченной свободы. Ты не заметил, куда подевался Аксал?
— Нет, не обратил внимания.
Филист обернулся.
— Он же стоял у меня за спиной… Знаешь, твой брат поручил мне вербовать кельтов на рынке в Анконе. Точнее, об этом сообщил мне Аксал, а лично от него я не получал вестей — ни единого слова. А ты?
— Я тоже.
— Аксал велел мне погрузить на корабль все свои вещи, я больше не вернусь в Адрию. Может, они решили переселить меня сюда. Мне тут нравится. Климат, вижу, хороший, и комаров нет. Можем время от времени играть в бабки, вместе ходить на рыбалку. Знаешь, теперь, когда я привык находиться далеко от политики, должен сказать, что не очень-то по ней скучаю. Это был сумасшедший мир… А ты?
— Я? — спросил Лептин. — Ну… — И умолк.
— Ясно, — произнес Филист, — ты боевой конь. Вероятно, чувствуешь себя как «Буварида» в доке.
— Что-то вроде того, — подтвердил Лептин. — Будь моим гостем, — пригласил он, чтобы сменить тему разговора. — На ужин у меня рыба. Годится?
— Годится ли? Да я и на сухую хлебную корку согласен, лишь бы побыть в обществе старого друга.
Они ужинали вместе, во внутреннем дворике, лежа на обеденных диванах; на столе стояло множество блюд, несколько рабов прислуживали им. Они бодрствовали допоздна, пили вино и вспоминали прежние времена. Филист заметил, что Лептин ничего не знает о событиях в Сиракузах и в метрополии за последние годы. Видимо, его держали в некоторой изоляции.
— Твой брат совсем не писал тебе? — поинтересовался он в какой-то момент.
Лептин покачал головой.
— Устных сообщений не передавал?
— Нет.
— Понятно. А ты как считаешь: меня оставят здесь?
— Понятия не имею. Будем надеяться. Я был бы рад этому.
Они встали из-за стола глубокой ночью; Филист остался любоваться полной луной, освещавшей гавань и несколько кораблей вдали. Великолепное зрелище. Даже сюда дотянулась Греция. Воздвигли храм, построили площадь, порт, на окрестной территории распространялись язык, обычаи, религия эллинов.
Проснулся он рано утром, разбуженный криками чаек, и вскоре услышал стук в дверь. Пошел взглянуть и увидел Аксала.
— Что случилось?
— Мы отправляемся, — ответил кельт.
— Кто — мы?
— Мы: Аксал, ты и наварх Лептин.
— Ради Зевса, только не говори мне, что… куда мы едем?
— В Сиракузы. Корабль идет с прилив. Быстро.
Филист бросился вниз по лестнице, едва переводя
дух, и ворвался в комнату Лептина.
— Мы отправляемся! — закричал он.
— Что ты такое говоришь?
— Мне Аксал сообщил: мы возвращаемся домой, друг мой, возвращаемся домой!
Услышав эти слова, Лептин словно окаменел и не знал, что отвечать. Он ходил взад-вперед по комнате, выглядывал из окна.
— Ты должен пошевеливаться, — заметил Филист. — Аксал сказал, что хочет отчалить с приливом.
— Аксал ничего не понимает. Порт такой глубокий, что прилив не имеет никакого значения. Времени у нас сколько угодно.
— Эй, ты доволен или нет? У тебя такое лицо…
— О да, конечно… Но я думаю о той минуте, когда предстану перед ним.
На пристани их никто не ждал; казалось, их даже никто не узнал, когда они сошли на берег с «Аретузы», словно были призраками. Они смотрели по сторонам, дивясь произошедшим переменам: в зданиях, в людях. Все выглядело по-новому, иначе в каком-то смысле, они чувствовали себя чужаками. Лептин вдруг глянул в сторону ремонтных доков и не смог сдержать слез.
— В чем дело? — спросил Филист, заметив происходящее.
— Ни в чем, — ответил Лептин и двинулся дальше, но Филист, в свою очередь, посмотрел туда же и увидел расснащенную «Бувариду». Ее огромный остов, который по-прежнему ни с чем нельзя было спутать из-за фигуры на носу, напоминал собой скелет кита, высушенный солнцем.
Они продолжали следовать за Аксалом, а гул оживленного порта в этот вечерний час походил на смутное жужжание улья.
Ортигия.
Суровая крепость Дионисия осталась прежней, как и лица его наемников, словно вылепленные из глины. Они пересекли двор, поднялись по лестнице — по-прежнему ступая позади безмолвного Аксала — и наконец оказались в зале для аудиенций. Дверь была приотворена, и кельт знаком пригласил их войти.