Тиран
Шрифт:
– Согласно имеющейся у меня информации, Эли до сих пор в Майями, но готов действовать и долго себя ждать не заставит. МК в режиме изоляции, они боятся отдачи. Отец в ярости, словно вернулся из сраного ада.
– Сначала Айзек, а теперь е*аный Эли, - сказал я.
– Нельзя нах*р и передохнуть. Иногда мне кажется, что лучше бы я остался в тюрьме.
– Я понимаю тебя, старик. У меня то же самое. Ситуация выходит за рамки байкерских дел. Это дерьмо картеля. Крупнее, хуже… смертельнее, - ответил Медведь.
– И я не могу забрать Грейс в изоляцию. Знаю, что она является тебе больше матерью, чем та пи*да, которая
– Медведь смотрел на меня, пока говорил, и я понял, что он пытался мне сказать.
– У меня нет никого близкого настолько, кого гарантированно могут убить, и того, кто не касается МК, но у тебя определенно есть.
Малышка.
– Бл*дь!
– выкрикнул я, понимая, что не могу привезти ее домой. Развернулся и двинул кулаком в стену, проделав четкую вмятину в гипсокартоне вплоть до цементной штукатурки. Боль выстрелила в костях руки до самого плеча, но лучше боль, чем то, что под ней скрывалось. Это было чувство поражения.
– По моей вине мертв Преппи. Мне не стоило позволять ему начинать дерьмо с «Бабулиной Оранжереей». Мне нужно было… - я запустил руку в волосы. Был такой огромный список. Счастье, горечь, сожаление наполнили каждую свободную частичку моей жизни за последние несколько месяцев. Как же много мне хотелось вернуть и изменить. Я думал, что все, чего не хватало в моей жизни, - это Макс. Но теперь это была Макс, малышка… и Преппи.
И неважно, что я делал, кого убивал, Преппи больше никогда не вернется.
– Какой план, мужик?
– спросил Медведь.
– Мы доберемся до него раньше, чем он до нас… сегодня, - ответил я, с хрустом сминая пальцы. Время для вечеринки жалости закончилось. В моем списке смертников появилось еще несколько имен.
– Смело, старик.
– Возможно, но сначала я должен найти малышку. Может, забрать ее и не получится, но мне нужно добраться до нее. Сказать ей, что происходит.
Медведь кивнул.
– Я смогу отыскать ее. Передать ей сообщение, - предложил он.
Я покачал головой.
– Нет, эту информацию я должен доставить лично. Это единственный выход, при котором она послушает.
– Понимаю, потому как будь я на ее месте, то уже отрезал тебе твои сраные яйца, - сказал Медведь. Я бросил на него взгляд, напоминающий, что он подошел близко к черте оставшегося у меня терпения.
– Выясню, где она, - пробурчал Медведь, вытаскивая телефон из кармана. Он вжал сигарету в пепельницу на подоконнике и подкурил еще одну.
– Все это дерьмо… Это вообще весьма дерзко, мужик. Ты головой двинулся или как?
Я вышел к доку и оперся о перила, вдохнув соленый ночной воздух.
– Ага, собственно говоря, да. Страдаю от того же состояния, что и малышка.
– И какого же?
– спросил Медведь, последовав за мной из дома и опершись рядом.
– Мы оба забыли, кто мы такие.
Медведь набрал несколько номеров. Мне были слышны гудки в трубке, пока он не поднес ее к уху.
– И теперь вспомнил?
– Ага. Теперь - да.
– И кто же ты?
– спросил Медведь.
– Я е*аный преступник.
Глава 2
Доу
Шок.
Открытый
Но шок - лучшее слово, подходящее для описания того, что я почувствовала в той машине.
У меня был миллион вопросов, а я не могла найти голос, чтобы задать хотя бы один.
И уж точно не могла вынудить свое внутренне я проявить воспитанность с двумя мужчинами, называющими себя моей семьей. Они были просто незнакомцами, которые, когда я не захотела пойти с ними добровольно, вытащили «большое оружие».
Маленького мальчика с белокурыми волосами и кристально-голубыми глазами, как у меня.
Малыша, который назвал меня «мамочкой».
С тех пор, как я проснулась без памяти, моя жизнь напоминала проклятую путаницу из непонятных событий, переплетающихся между собой в громадный клубок. Каждый раз, когда я оказывалась глупа настолько, чтобы думать, что могу распутать его, он закручивался сильнее вокруг меня. Сжимался до тех пор, пока не поглощал каждую унцию свободного пространства. Сворачивался вокруг потенциальных возможностей моего умения выживать.
Он выжимал жизнь из этих возможностей.
Привезти с собой мальчика было ударом ниже пояса. Только из-за него я сидела в абсолютной тишине, неспособная задать свой миллион вопросов. Слишком напуганная ребенком или тем, что скажу что-то неправильное и травмирую его до конца жизни.
Тишина в этой машине оглушала. Здесь было так тихо, что, уверена, если хорошенько прислушаться, то можно услышать мое состояние шока. Звук соприкасающихся с асфальтом шин, когда мы прибавили скорость, выехав на трассу, стал облегчением, которое я поприветствовала.
Мужчина, представившийся моим отцом, сидел на пассажирском сиденье спереди. Все в нем было напряженным и твердым, словно камень. На его костюме не было ни складочки, ни пятнышка от пота, и, несмотря на жару и влажность, он не снимал его. Я начала думать, что пиджак был отдельным дышащим существом. Предполагала, что в рукаве живет маленький инопланетянин, контролирующий жизнь сенатора. Он был слишком чертовски идеальным.
Спереди завибрировал телефон.
– Прайс, - рявкнул сенатор в трубку. Спустя пару секунд бормотания по телефону, он потянулся над головой и нажал на кнопку, после чего перегородка между передними и задними сиденьями машины поднялась, отгородив нас от него.
Я сидела на краю одного из задних сидений. Маленькое тельце мальчика находилось на расстоянии от парня, который представился Таннером.
Моим парнем?
Нет. ЕЁ парнем.
– Знаешь… - прошептал мне он, а в каштановых глазах заплясал злорадный взгляд.
– Малыш - та самая причина, по которой они перестали здороваться в ответ на телефонный звонок.
– Я выдавила слабую улыбку, и Таннер снова уставился в окно.
Большую часть времени нашей часовой поездки, когда знала, что он не смотрел, я пялилась на профиль Таннера и желала, чтобы мой изнуренный мозг пролистал потерянные в нем связи в надежде, что сможет найти ту «карточку», в которой речь будет идти о том, кто такой Таннер и каковы были мои чувства к нему.