Тиран
Шрифт:
Доу
— Смотри! — сказал Сэмюель, указав на бежевый «Лексус» с затемненными окнами, въезжавший на подъездную дорожку.
— Кто это еще, бл*дь, такой? — спросил Кинг.
Я подняла Сэмми на руки и пожала плечами.
— Без понятия.
Но затем вспомнила, что машина очень напоминала автомобиль моей матери, которую я однажды пыталась угнать в ночь, когда побежала в МК.
Машина остановилась, и Кинг защитным шагом стал
Это был мой отец.
— Я думала, ты все еще в больнице, — сделав шаг вперед, сказала я. Отец ближе не подошел, остался стоять возле машины, дверь все также была открыта, двигатель работал, а он опирался на раму окна.
— Выписался несколько дней назад. Устал от того, что медсестры вытирают мне зад, когда я вполне способен сделать это сам, — ответил он с кратким смешком, что заставил его закашляться и поморщиться от боли.
Впервые за годы я вижу отца в чем-то, помимо костюма. Он выглядит старше, когда ему не нужно скрываться. Его простая белая рубашка с воротником и легкие джинсы делали его более похожим на отца.
— Хотелось приехать и извиниться, — сказал отец, направив взгляд поверх моей головы на Кинга, стоявшего не так далеко от меня. Брэнтли скрестил руки на груди. После того, как мой отец попытался защитить меня от Таннера, я знала, что Кинг не станет бросаться на него, как прежде. Он никогда не сможет ему доверять или полюбить, но со временем, думаю, мог бы начать его уважать. — Перед вами обоими, — сказал он, слезы заблестели у него на глазах. — Я позволил работе, которую люблю, стать выше работы, которую я люблю больше всего, а именно — быть отцом.
Я вспомнила свое детство, когда папа был всего лишь компьютерным программистом, который с радостью стал волонтером в офисе мэра и запаковывал конверты в нашей гостиной на выходных. Мама всегда была отрешенной, жалуясь на жизнь, которую выбрала для себя.
Большую часть времени были только папа и я. Он складывал бумагу, а я облизывала конверты, чтобы заклеить. Мы были потрясающей командой.
Некоторое время у нас было счастье.
Но с началом политической карьеры он тоже от меня отдалился, отдавшись работе и телом, и душой. Я заменила семью своими друзьями.
Таннером и Никки.
Оглядываясь на детство, я все еще не могу понять, когда все поменялось, и Таннер, которого я знала, превратился в монстра.
Его бедные родители после слов психолога начали думать, что это случилось после постановки ему диагноза лейкемия. Не в первый раз пациенты, которые приближались к смерти, проявляли к ней интерес. Также не впервые у них развивалось расстройство настроения, склонность к насилию и компульсивные мысли.
Таннер развил в себе все это. Максимально.
Шокировало то, как умело он это скрывал.
Лейкемия может и стала отправной точкой, развилкой в страну невозврата для Таннера, но я знала, что он начал грубо
Но этот факт не поменял того, что я чувствую вину. Такую сильную, словно ношу тонну кирпичей на спине.
Никки всегда была счастливой и веселой. Также властной, уверенной и немного болтливой. Все поменялось очень медленно. За восемь лет Никки, которую я знала, медленно исчезла, и на ее месте появлялась девушка, которой нужны были наркотики, чтобы справиться с грубым обращением.
Однажды она ткнула пальцем Таннеру в лицо, разоблачив его в том, что он явно жульничал в монополии, пропуская шаги своей маленькой гоночной машинкой и набирая девять очков вместо выпавших семи.
На следующий день Никки с пустотой в глазах смотрела на доску. Пожимала плечами, когда Таннер явно жульничал.
И хоть Таннер оказался монстром, я не могла не скорбеть по мальчику, которым он был. Один из моих лучших друзей. Я все равно сходила на похороны с Кингом. Решила, что не стоит помнить того Таннера, который совершил все плохое. Но затем я думала о своем детстве и лучших друзьях, и каждый раз, когда злой Таннер начинал забираться в мои мысли, я убивала его снова и снова.
Когда Кинг вернулся и сказал мне, что все кончено, в моем разуме словно включили свет, отгородив часть моей жизни. Я не спрашивала. Не хотела знать. Мне просто хотелось жить.
— Я не знаю, как у тебя, но у меня даже извинений не хватит, — сказала я. Мой отец кивнул.
— Не думаю, что когда-либо перестану извиняться, — сказал он, поправив очки.
— Почему бы тебе не зайти в дом? Мы собиралась приготовить завтрак, — предложила я. Кинг напрягся рядом, и я ткнула его локтем. Отец улыбнулся.
— Это подводит меня к тому, зачем я здесь, — сказал он, потянувшись в машину и выключив двигатель. Он наконец закрыл дверь и обошел авто к пассажирской стороне.
Открыл дверь.
— Все хорошо, ты можешь уже выйти. Теперь ты дома, — сказал он в машину.
С кем он говорит?
А затем мне пришлось поморгать несколько раз, чтобы поверить в то, что происходящее передо мной — правда. Мои глаза округлились в миг, когда белокурые хвостики выглянули из-за двери. Когда маленькие тапочки коснулись тротуара, я бросила взгляд на Кинга, и увидела, как вес происходящего обрушился на него. Он упал на колени на гравий, прикрыв рот руками.
Отец присел рядом с маленькой девочкой и указал на Кинга.
— Помнишь его на фотографиях, которые я тебе показывал? — спросил он. Девочка кивнула. — И кто это?
— Папочка. — Она сжимала полы своего белого платьица в кулачках и качалась из стороны в сторону.
Кинг громко ахнул, слезы наполнили его глаза.
— Хочешь обнять папочку? — спросил мой отец. Малышка осторожно потопала к Кингу, глядя на свои тапочки. Когда стала прямо перед ним, то подняла глаза.
И улыбнулась.