Тишайший
Шрифт:
За ложбиной, в березняке, Серафим распрощался с Матвеем.
– Ступай теперь на большую лесную дорогу. Может, лесной царь смилостивится, отпустит Буренку. Вечером ко мне опять приходи, дам пастуху Митьке травку от запоя. А покуда Митька в себя придет, Саввушка за стадом походит.
– Премного благодарен! – Матвей поклонился мельнику до земли. – А ты когда, Саввушка, пасти начнешь?
Савва поглядел на мельника.
– Через пару деньков, – сказал Серафим. – Покажу тебе лес, чтоб не заблудился, и с богом. Поможешь
Когда Матвей ушел, Серафим сказал Саввушке:
– Походишь по лесам да по лугам – скорее сила вернется. Для нашего дела тоже хорошо. Чтоб травы редкие открылись, каждый день в лесу нужно быть. Нужно, чтоб лес принял тебя… А теперь пошли для Митьки-пастуха травку поищем. Есть такая травка рахель. Толстая, мохнатая. Растолочь ее сушеную с муравьями – для мора сверчков и тараканов годится и от запоя лучшее средство.
Наголодался в тот день Савва, на закате только сыскалась трава рахель. Вернулись на мельницу, а Матвей уже поджидает. В ножки Серафиму кинулся.
– Спасибо, благодетель! Буренка сама в катух пришла!
Рыбу ловить – охотка, а коров пасти – дело. Саввушка на ходу спал, собирая коров в стадо. В первый день в лес погнать не решился, погнал вдоль речки. День выдался жаркий, налетели слепни да овода. До упаду набегался за коровами.
Рассказал Серафиму, тот посмеивается:
– Видел, как ты пятками сверкал.
Отварил ведро шиповника.
– Побрызгай, – говорит, – на коров. Да и на себя – не тронет овод.
И верно, другой день спокойнее прошел, а вечером новая беда. Прибежал мужик Родион с колом пастуха нового бить: у коровы молоко пропало.
Савва уже спать лег, вышел на крик, стоит зевает, ничего понять не может.
– Убью! – завопил Родион и колом замахнулся, а тут из мельницы Серафим вышел.
Глянул Родиону в глаза, тот выронил кол, сел на землю задом, будто за ноги его дернули.
– Из-за тебя, паршивый мужик, крышу новую пришлось перекрывать, – говорил Серафим, приближаясь. – Чего прибежал? Корова не доит?
– Твой выкормыш сглазил.
– Если ты еще раз прибежишь ко мне – утоплю! – тихо сказал Серафим. – Вот сейчас и утоплю. Вот она, водичка-то.
Родион вскочил с земли, запрыгал, скинул порты, побежал спасаться.
– Стой! – приказал Серафим.
Родион очнулся, увидел свой срам – натянул порты.
– Слышишь, прибежишь еще раз – утоплю! – пообещал скандальному мужику Серафим.
– Как не слышать! – повздыхал Родион. – С коровой-то что делать?
– Процеди молоко сквозь обручальное кольцо. Понял?
– Как не понять!
– А за мою доброту к тебе да за лечение коровы принесешь колобок масла.
– Как не принесть! – обрадовался Родион и пошел себе, оглядываясь через плечо на мельницу, щупая штаны: на месте ли? Чертов колдун и без порток всей деревне на потеху пустит.
– Любаша! – позвал он шепотом, чтобы не испугать.
– Спи, мой хороший! Спи! – Любаша не просыпаясь нашла и толкнула зыбку. – Спи, сынок! Скоро папа приедет.
– Да уж приехал! – прошептал Андрей, прикасаясь губами к губам жены.
Она открыла глаза.
– Андрюша! – И заснула крепким сном, как провалилась, в другую минуту проснулась и обвила мужа руками, и гладила его, и смеялась, и тонула в слезах. – Господи! Да у тебя ворот от слез моих мокрый. Рубаху надо сменить.
Но Андрей не пустил.
– Молодец! Не пускай меня! Никогда не пускай от себя! – говорила она, себя не помня.
– А пошли-ка, зятек, сома ловить! Ради твоего приезда устраиваю пир на весь мир. У нас огромадный сом в реке живет, гусей лопает почем зря. Глядишь, купальщика какого утянет. Всех своих мужиков согнал я на реку, и теперь сом в заводи на мелководье за тремя сетями. В реку не уйдет. Сами будем с ним воевать.
Андрей загорелся сома изловить. В детстве пескарей да гольцов ловил. Поймал один раз леща, так до сих пор помнит: в полруки был лещ, а всей той руке семь или восемь лет.
Загонщики стояли вокруг заводи, поглядывали на солнце, трогали ладонями траву, вздыхали. Самый сенокос, а у барина каприз вскочил.
– Где? – спросил у мужиков Кудюм, подходя к сетям, отгородившим заводь от реки.
– Да тутось, у бережку! – Мужики принялись тыкать пальцами в воду.
– Мать честная! – увидал сома Лазорев. – С борова!
Кудюм скинул сапоги и кафтан.
– Так, – сказал он, разглядывая поле битвы. – Все лезьте в воду и гоните на нас. А мы, Андрей, хватаем его за жабры и тянем на берег.
Мужики полезли в воду, вода была где по грудь, где но колено. Побрели, хлопая по воде ладонями.
– Сужайтесь! Сужайтесь! – командовал Кудюм. – Андрей, я слева, у меня в левой руке сила, ты – справа. Идет! Иде-е-ет!
Кудюм опустил плечи в воду, изготовился схватить и схватил, но в тот же миг рыба-великан перевернулась в воде и шмякнула хвостом Кудюму по груди. Кудюм опустился под воду и булькнул. Андрей кинулся к нему, вытащил, но Кудюм встал на ноги и потряс головой:
– Оглушил. Совсем оглушил. Ну, погоди же! Топор!
– Топор барину! Топор неси! – загалдели мужики.
Объявились и топор, и багор. Багром вооружили Лазорева.
– Гони! – приказал Кудюм. – К тебе, Андрей, если пойдет, ты его багром. Сужайся! Сужайся!
– Идет! – закричал Андрей, вонзая с размаху багор в темное гладкое тело.
Багор вырвало из рук и закружило над водой, как палицу. Кудюм охнул и опять ушел под воду.
– Багром задело! – прохрипел барин, вытирая разбитую в кровь щеку. – Ну, я его теперь!