Тишина

Блэр Э. К.

— Я не могу не согласиться с вами. Вот что я вам скажу, как на счет сегодняшнего вечера?

— У меня есть несколько электронных писем, на которые нужно обратить внимание, но в остальном я свободен.

— Шесть часов подойдет?

— Это отлично. У меня была утомительная пара дней, так почему бы нам не встретиться в «Жемчужном краю», где я остановился. Я в президентском номере.

Он даже не колеблется, когда отвечает:

— Увидимся в шесть, мистер МакКиннон.

Я смотрю, как Деклан заканчивает разговор и кладет

трубку.

— Его голос... — начинаю я, а затем теряю дар речи.

— Ты в порядке?

Некоторое время я не могу говорить, пытаясь переварить разговор отца по телефону. Это даже кажется нереальным, и знать, что он будет здесь всего через несколько часов, это то, что я не могу переварить.

— Дорогая?

— Я никогда не думала, что снова услышу этот голос. Я думала, что это ушло навсегда, а теперь...

— Я знаю. Тебе не нужно пытаться выразить это словами.

— Я даже не знаю, что чувствовать. В одну минуту я радуюсь, что он жив, а в следующую я в такой ярости. Но теперь он приезжает сюда, и я взволнована и напугана.

— Нет правильного способа чувствовать. Я думаю, что самое главное — позволить себе почувствовать все это, — говорит он.

— Мне просто нужно, чтобы ты обнял меня прямо сейчас, — говорю я ему.

Я сворачиваюсь калачиком в его объятиях и закрываю глаза, пока он проводит руками вверх и вниз по моей спине. Я открываюсь для его утешения и беру все, что могу. Это миллиарды крайностей в моем сердце и голове, но каким—то образом Деклан достаточно силен, чтобы умерить бурю во мне.

Его тепло способно расслабить меня настолько, что в конце концов я засыпаю, а когда просыпаюсь, он все еще обнимает меня. Я смотрю в окно и вижу небо, покрытое рябью розовых и оранжевых волн.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает Деклан.

Мой голос сонный, когда я отвечаю:

— На этот вопрос трудно ответить.

Он наклоняется и целует меня.

— Почему бы тебе не привести себя в порядок, пока он не пришел?

Что надевают, когда впервые после двадцати трех лет встречают своего покойного отца? После душа я роюсь в своих чемоданах, которые вчера так и не удосужилась распаковать, и вытаскиваю пару черных брюк и струящийся зеленый топ. Я занята собой, сосредоточившись на том, чтобы хорошо выглядеть для него, может быть, это я подсознательно отвлекаю себя, а может быть, это потому, что я честно хочу выглядеть красиво для своего отца.

Я действительно не знаю.

Я сушу волосы и укладываю их свободными волнами, а затем наношу свой обычный легкий макияж и немного блеска на губы. Я надеваю пару черных туфель на плоской подошве, прежде чем взглянуть на себя в зеркало.

Мой желудок скручивается от нервозности. Я понятия не имею, что я собираюсь ему сказать или как я собираюсь реагировать. Я бесконечно мечтала о том, как волшебным образом верну своего отца, и теперь, когда это произошло и стало реальностью, мне вдруг становится страшно.

—

Ты выглядишь идеально.

Когда я поворачиваюсь к Деклану, прислонившемуся к порогу, я натянуто улыбаюсь ему.

— Ты уверен? — спрашиваю я, внезапно почувствовав себя неловко.

— Я знаю, ты нервничаешь и волнуешься, но постарайся не психовать.

— Что, если я не смогу этого сделать?

— А что, если ты сможешь? — возражает он. — Иди сюда.

Я вхожу в его объятия и держусь за него.

— Ты дрожишь, — замечает он. — Почему бы мне не предложить тебе выпить, чтобы успокоить нервы?

Я следую за ним в гостиную, и прежде чем мы подходим к бару, раздается стук в дверь.

Останавливаюсь как вкопанная, весь воздух высасывается из моих легких, и я на мгновение парализована. Деклан оглядывается на меня, и я в шоке.

— Это он.

Глава 24

Элизабет

Все мое тело замирает, и я клянусь, что мое сердце пропускает удар или два. Я широко раскрываю глаза, когда Деклан смотрит на меня. Я не могу говорить. Моя кожа покрывается гусиной кожей

Деклан кладет руки на мои щеки и говорит мне с уверенной настойчивостью:

— Ты можешь это сделать.

Кивая головой, я говорю, проглатывая комок, застрявший у меня в горле.

— Не отпускай меня.

— Я не буду.

Держась за руки, мы идем к двери. Каждый шаг, который я делаю, ощущается как марафонский шаг. Мое сердце дрожит, беспорядочно колотясь под моими костями.

Еще один стук.

Я протягиваю дрожащую руку, и волна тошноты накатывает с силой, когда я задерживаю дыхание и открываю дверь.

Это он.

Его глаза встречаются с моими, и я не могу говорить. Я могу буквально протянуть руку и дотронуться до него, но я этого не делаю. Я слишком боюсь, что он может исчезнуть, если я сделаю какие-нибудь резкие движения. Он смотрит на меня в замешательстве. Его глаза слегка подрагивают, и я задаюсь вопросом, есть ли в них, возможно, намек на узнавание.

— Папа.

Мой голос дрожит, а его глаза расширяются от любопытства, но именно тогда, когда этот самый взгляд превращается в удивление, я понимаю, что он знает. Одним плавным движением он делает шаг ко мне и притягивает меня в свои объятия.

— О, Боже мой, — выдыхает он, не веря своим ушам, и я обнимаю его свободной рукой, когда начинают капать слезы. — Элизабет?

— Это я, папа, — говорю я ему, когда мои эмоции достигают безбожных масштабов.

Его власть надо мной — самая сильная, которую я чувствовала за всю свою жизнь. И внезапно все мои страхи, мои сомнения, моя ненависть исчезают. Деклан отпускает мою вторую руку, и я обнимаю ею своего отца. Его спина дрожит в моих объятиях, и я слышу щелчок Деклана, закрывающего дверь, когда мы оба плачем.