Тишина
Шрифт:
— Я не думаю, что это хорошая идея.
— Или ты везешь меня, или я поеду сама. Ты не можешь остановить меня, и ты это знаешь.
— Элизабет, нет.
— Почему ты сопротивляешься мне из—за этого?
— Я просто не думаю, что это безопасно, — говорит он, и я умоляю:
— Ты обещал мне, что уступишь. Мне нужно, чтобы ты уступил.
Он делает глубокий вдох.
— Хорошо.
Деклан хватает ключи, и я выбегаю за дверь.
Он ведет машину, вцепившись в руль так, что побелели костяшки пальцев.
— Почему ты так напряжен?
Он ничего не говорит, только тянется, чтобы взять меня за руку,
В тот момент, когда он сворачивает на Фэрвью, я вижу знак.
Я никогда не знала, какой поворот судьбы уготован мне в тот день. Но когда я оглядываюсь назад, я должна была знать. Это было уже слишком. Слишком много свободы. Слова были слишком сильны. Чувства были слишком сильными. Правда была повсюду вокруг меня, но я была слишком поглощена своей сбывшейся мечтой, чтобы осознать злого врага, который не мог просто оставить меня в покое. Если бы я была внимательнее, я бы сказала ему больше. Я бы позаботилась о том, чтобы он знал каждый удар моего сердца, о том, как глубоко я всегда любила его, и каким абсолютно совершенным я всегда считала его. Однако он был эгоистичен, и я не могу его винить. Потому что, оглядываясь назад, я знаю, что он хотел увидеть мою улыбку, чистую и искреннюю, в последний раз. Я ни за что не смогла бы дать ему это, если бы знала, что за этим последует.
Я распахиваю дверь прежде, чем Деклан останавливает машину и подбегаю к теперь пустующему дому. В полной панике я дергаю входную дверь и когда она не поддается, я заглядываю в окна. Мое сердце вырывается из груди и падает в глубины огненного ада. В очередной раз я сталкиваюсь с запахом трагедии.
— Где он? — спрашиваю я. Я кричу, когда Деклан идет по подъездной дорожке. — Где он? — спрашиваю я.
— Детка, пожалуйста.
Он тянется ко мне, но я хочу не его прикосновения, поэтому я шлепаю его по руке, кипя: — Не прикасайся ко мне, черт возьми!
От него разит виной.
— Скажи мне, где он!
Он смотрит на меня с жалостью.
— Он ушел.
— Куда?
— Давай вернемся в машину.
— Нет!
Я не могу пошевелиться.
Я не могу дышать.
Все, что я могу делать, это стоять здесь, превращаясь в кровоточащее месиво, в то время как каждая часть того, что делает меня человеком, покрывается волдырями в монументальной агонии. Они растут, наполняясь кислотой сердечной боли только для того, чтобы лопнуть и опалить меня изнутри.
— Ты знал, — горько обвиняю я, мои руки сжаты в кулаки по бокам. — Ты знал, не так ли?
— Да.
— Ты невообразимый ублюдок! — Я кричу, отвешивая ему пощечину, и он принимает ее. Я снова даю ему пощечину, а затем ударяю кулаками в его грудь, заставляя его отшатнуться.
Он не сопротивляется мне, когда я кричу на него сквозь слезы:
— Как ты мог?
Еще одна обжигающая пощечина.
— Ты закончила меня бить?
— Нет! — выплевываю я, упираясь ладонью ему в плечо, и в этот момент он хватает меня за запястье.
— Как ты мог не сказать мне?
Он дергает меня за запястье, заставляя заключить в свои объятия, но я не хочу его объятий — я хочу своего папу.
Я
Деклан садится в машину и говорит ровным и контролируемым тоном.
— Мне так жаль, детка.
Соль моей боли разъедает мою плоть, когда я поворачиваюсь к нему лицом.
— Мне нужны ответы.
— Его поймали, — признается он.
— Нет, это не правда, — кричу я, не желая ему верить.
— Они позволили ему провести этот последний день с тобой, пока они опустошали дом.
— Нет.
— Он ушел.
— Нет!
И именно в этот момент мир сошел со своей оси и рухнул в ничто. Я существовала только в царстве пустого пространства. Я не знаю, что произошло дальше. Я не помню, как мы возвращались в отель. Я не помню, как легла спать. В ту ночь ничего не существовало. Я предполагаю, что боль, должно быть, была настолько невероятно мучительной, что я не могла ее терпеть, и все мои чувства обострились. Может быть, это было нечто большее, что избавляло меня от необходимости носить это воспоминание с собой всю жизнь. Что бы это ни было, что спасло меня от ужаса той ночи — спасибо тебе.
Глава 27
Я сижу в своей машине с пистолетом и наблюдаю за Арчером и его дочерью на пляже. Они не обращают на меня внимания, так как я нахожусь достаточно далеко от их машин, но мои глаза ни на секунду не отрываются от них.
Я беспокоился с тех пор, как мне позвонили и сообщили об их новом местонахождении, и теперь, когда я здесь, это беспокойство достигло небывало высокого уровня. Когда кто—то поступает с вами неправильно, это просто так не исчезает. Он гниет и маринуется, разрастаясь как лесной пожар. Я думаю о своем брате, который потерял свою свободу. Он сидит в тюрьме уже больше десяти лет. Его жена потеряла своего мужа. Его дети потеряли своего отца. Мои родители потеряли своего сына. Это волна разрушения, и Арчер заплатит за все, что он разрушил. Но это не моя расплата — это расплата моего брата.
Когда это маленькое семейное воссоединение завершается, я выезжаю из дома на своей машине и жду, пока машина Стива проедет дальше по улице. Ему не требуется много времени, чтобы уйти, и я осторожно следую за ним. Как только мы добираемся до Гиг—Харбор, движение редеет. Петляя по густо заросшим лесом переулкам, пришло время идти.
Я нажимаю ногой на акселератор и сворачиваю на двойную полосу. Когда моя машина поравнялась с его, я вывернул руль и столкнул его с дороги в кювет. Быстрыми движениями я подхожу к его машине, направив на него пистолет.
— Открой гребаную дверь.
Он открывает, умоляя:
— Бери все, что хочешь, но пож...
— Никаких разговоров, — я приставляю дуло к его лбу, когда он смотрит на меня с ужасом. — Это месть за моего брата. Ты сдал Карлоса Монтего федералам, и теперь он проведет остаток своей жизни за решеткой.
Его глаза вздрагивают, когда я упоминаю имя моего брата.
— Он сказал мне убить тебя, но я собираюсь дать тебе выбор, — говорю я ему, издеваясь над ним, потому что, что бы он ни говорил, он умрет. — Я знаю, что твоя дочь здесь и остановилась в «Жемчужном крае».