Тит. Божественный тиран
Шрифт:
Я почувствовал, что он гордится тем, что он еврей. Желание защитить своего бога, свой народ и свою веру оживило его. Он проклинал кощунственное безумство, заставившее «разбойников» бросить вызов Риму, империи, выбранной Богом.
Это они, зелоты, сикарии, это они были предателями, а не он, носивший имя римского императора Флавия Веспасиана. Эти разбойники, чья пагубная деятельность привела к разрушению Иерусалима и, возможно, даже Храма, будут наказаны и уничтожены. Но — Иосиф Флавий был в этом уверен — еврейский народ Иерусалима возродится в божественном великолепии.
—
30
Иосиф Флавий сидел на корточках, как это часто делают кочевники. Сгорбив спину, сложив ладони как на молитве, он слегка раскачивался взад-вперед и, казалось, не слышал меня. Он действительно молился, опустив голову, закрыв глаза, подавленный рассказами нескольких беглецов, которых мы выслушали. Он добился от Тита обещания, что эти люди не будут отданы палачам.
Это были священники, которые узнали Иосифа бен-Маттафия. Он жал их руки, благодарил Бога за то, что они смогли уйти от зелотов, сикариев и римских наемников-потрошителей, которые продолжали рыться во внутренностях своих пленников, несмотря на наказание, которое им за это грозило.
Эти люди с серой кожей и исхудавшими лицами рассказали, как Иоханан бен-Леви разграбил священные запасы продовольствия Храма, украл вино и масло, которые хранилось для жертвоприношений. Как все население города, за исключением разбойников, умирало от голода.
— Мы роемся в нечистотах, — сказал один из них. — Ищем в старом коровьем навозе хлебные зерна, остатки того, что можно съесть. В обычное время мы отворачиваемся, чтобы не видеть нечистоты, а сейчас это сокровище, за которое люди дерутся.
Тит выслушал прошение Иосифа Флавия и позволил отправить священников в прибрежный город Иоппию, где вокруг них собирались ученики, чтобы молиться, изучать Закон и предписания Торы.
Я спросил Иосифа Флавия, сколько поколений должно смениться, чтобы зеленые ростки надежды пробили себе дорогу сквозь каменистую почву, оскверненную гноем и кровью трупов, на этом разоренном месте, на котором сейчас высится лишь лес из крестов и город, пахнущий смертью и обреченный на разрушение, если бог не вступится за него.
Иосиф взял меня за руку, и мы пошли вдоль укрепления и земляных насыпей, которые Тит велел возвести снова, чтобы задушить город, перед тем как атаковать его в последний раз.
Осадные машины, скорпионы, баллисты и катапульты были в действии, свист орудий смешивался с тяжелыми ударами таранов, разрушавших последнее укрепление.
— Евреи оказывают сопротивление, — сказал Иосиф. — Зелоты исказили представление о твердости нашей души, но даже эти разбойники проявляют качества нашего народа. Ни бунт, ни голод, ни война не могут заставить нас исчезнуть. Даже если земля Иудеи уйдет из-под наших ног, у нас останется наш Закон, наша вера, наша Тора. Слова молитвы станут нашей родиной. Каждый из нас станет священным городом и Божьим храмом.
— Сколько пройдет времени, прежде чем здесь сможет возродиться жизнь? — спросил я снова, указывая на город и укрепление, у подножия которого шла битва.
Евреи предприняли новую попытку поджечь осадные машины, но наши солдаты отбросили их.
— Только Бог управляет временем, Серений. Для верующего человека, как и для верующего и верного народа, время — не что иное, как непрерывная череда молитв в ожидании Мессии.
— Христа, для тех, кто верит в этого Бога? — спросил я.
— Там находятся нетерпеливые сыны нашего народа, — сказал Иосиф Флавий. — Они погрязли в заблуждении и святотатстве. И Бог покинул их, несмотря на то что они — дети избранного народа.
Внезапно часть последней стены с грохотом обрушилась, и наши солдаты сквозь клубы пыли ринулись в брешь.
— Бог покинул вас! — сказал я.
Иосиф Флавий покачал головой.
— Бог оставляет только тех, кто предает Его и высмеивает, оскверняет Храм и забывает Закон.
Вдруг легионеры обратились в бегство, ринулись назад от пролома, и я подошел к центурионам и трибунам, которые, сжимая в руках оружие, покрытые землей и кровью, собрались вокруг Тита. Они рассказали, что за проломленным укреплением обнаружилась еще одна стена, менее высокая, но им кажется, что ее невозможно взять. К этой стене нельзя подтянуть осадные машины и тараны. Брешь в первой стене слишком узка, солдаты могут протискиваться лишь по нескольку человек и станут легкой мишенью для многочисленных евреев, собравшихся на вершине второй стены.
Тит подошел к трибунам и центурионам, посмотрел каждому в лицо и поднял меч.
— Подъем на стену непрост, — объявил он низким голосом. — Но боги на нашей стороне. Голод, мятежи, осада, укрепления, которые падают под нашим натиском — что это еще может означать, как не гнев, который боги обрушили на головы евреев? Боги помогают нам. Возможно, нам придется умереть, чтобы взять это укрепление. Возможно, душа умрет вместе с телом, если смерть не была славной! — почти прокричал он. — Может, среди вас найдется храбрец, который не знает этого: души, освобожденные от тела железом оружия в битве, превращаются в самые чистые элементы вселенной, эфиры! Они занимают место среди звезд и воины, погибшие таким образом, становятся добрыми гениями, героями, которые являются своим потомкам и защищают их. Их души бессмертны.
Он изменил тон, на его лице отразилось отвращение.
— Но, — продолжал он, — души, которые зачахли в больных телах, падают в глубокую бездну забвения. Они умирают вместе со своей телесной оболочкой. Славным воинам — бессмертие, остальным — забвение. Сегодня вам предстоит сделать выбор!
Он указал на пролом в стене. В сумерках виднелось второе укрепление и фигуры евреев, охранявших его.
— Я сгорю от стыда, — добавил Тит, — если не награжу того, кто проложит путь, так, как он того достоин! Если он вернется живым, то будет командовать теми, кто сейчас с ним на равных. А тех, кто падет в бою, мы провозгласим бессмертными!