Титан
Шрифт:
– А как насчет рек, здесь тоже мифология?
– Да. Девять самых больших рек Гипериона, их там, как ты видишь, дьявольски много, я назвал именами муз. Там, южнее – Урания, Каллиопа, Терпсихора и Эвтерпа с Полигимнией – вон там, в сумрачной зоне, ее поглощает Рея. А вон там, на северном склоне, течет на восток Мельпомена. Ближе к нам – Талия и Эрато, которые, похоже, образуют систему, а там, куда мы спускаемся, прямо под нами – приток Клио.
Сирокко посмотрела вниз и увидела голубую ленту реки, извивающуюся среди густого зеленого леса, проследила взглядом назад, к скале, оставшейся позади них, и задохнулась – так вот куда текла река.
Река, изгибаясь, стекала со скалы почти на полкилометра ниже того места, где они стояли. Поток воды выглядел сплошным и твердым, как металл, на протяжении где-то километров пятидесяти, а потом он начинал распадаться на отдельные струи, достигая земли мелким моросящим дождем.
Из скалы вытекало более дюжины других потоков, но ни один не был так близко к ним и ни один не был столь эффектен, хотя каждый сопровождался радугой. С ее пункта наблюдения радуги казались расположенными как крикетные воротца. Это выглядело потрясающе, слишком прекрасно, чтобы быть реальностью.
– Я хотела бы иметь концессию на производство открыток в этом месте, – сказала Сирокко. Калвин улыбнулся в ответ:
– Ты будешь продавать пленку для кинокамер, а я билеты на прогулки. Как тебе такое предложение?
Сирокко оглянулась на Габи, которая не могла оторваться от прозрачной стены.
– Устраивает. У нас с тобой одинаковая реакция на это. Как называется та большая река, которая присоединяется к остальным?
– Офион. Наиболее коварный северный ветер. Если посмотреть ближе, то видно, что он вытекает из маленького озера вон там, позади, в сумеречной зоне между Мнемозиной и Океаном. Озеро должно иметь источник, и я подозреваю, что это Офион, который течет под землей через пустыню, но нам этого не видно. Дальше он впадает в моря и вытекает из них на другой стороне.
Сирокко проследила взглядом за изогнутой спиралью реки и убедилась, что Калвин прав.
– Я думаю, что в соответствии с географией река не может впадать в море и затем вытекать оттуда, – сказала Сирокко, – но эти правила распространяются только на реки Земли. Ладно, мы назовем ее круговой рекой.
– Там находятся Билл и Август, – сказал Калвин, указывая рукой. – Это примерно на полпути к Клио, около третьего притока.
– Билл и Август. Нам надо было попытаться связаться с ними. С этой суматохой при посадке на цеппелин…
– Я одолжил твое радио. Они уже проснулись и ждут нас. Если хочешь, можешь поговорить с ними.
Сирокко забрала у Габи свое кольцо от шлема с радио.
– Билл, ты слышишь меня? Это я, Сирокко.
– Да… да, я слышу тебя. Как у тебя дела?
– Примерно так, как ты ожидаешь, еду в желудке дирижабля. А как ты? С тобой все в порядке? Ты не ранен?
– Нет, со мной все в порядке. Послушай, я хочу… я хочу сказать, как приятно слышать твой голос.
Сирокко почувствовала слезу у себя на ее щеке и быстро смахнула ее.
– Как хорошо слышать тебя, Билл! Когда ты выпал из иллюминатора… проклятье! Ты не можешь этого помнить…
– Я многого не помню, – сказал Билл, – позже мы поговорим обо всем.
– Я до смерти хочу тебя видеть. У тебя растут волосы?
– Они растут по всему телу, но это все подождет. Нам о многом надо поговорить, мне, тебе, Калвину и…
– Габи, – подсказала Сирокко после продолжительной паузы.
– Габи, – повторил Билл неуверенно. – Видишь ли, меня смущают некоторые вещи. Но это не должно вызывать проблем.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – Внезапно ее прошиб озноб, и она энергично потерла предплечья.
– Не сомневайся. Когда вы будете на месте?
Сирокко спросила Калвина, который, в свою очередь, просвистел короткую мелодию. В ответ прозвучала другая мелодия откуда-то сверху.
– У цеппелинов смутное представление о времени, – сказал Калвин. – Я бы сказал – через три-четыре часа.
– Нет ли здесь другой авиалинии?
Глава 8
Сирокко выбрала себе местечко ближе к дальней стенке гондолы – здесь она могла забыть, что находится в желудке, и сосредоточиться. Габи все еще находилась в оцепенении, а Калвин, рассказав все, что знал о цеппелине, не был склонен разговаривать. Он не хотел рассказывать о других вещах, которые интересовали Сирокко.
Пожалуй, здесь не помешали бы перила. До самого пола стены гондолы были прозрачные, как стекло. Если бы не полупереваренные листья, то прозрачным был бы и пол. Вид открывался ошеломляющий.
Они пролетали над густыми джунглями, которые были усеяны озерами. На всем протяжении внизу протекала, извиваясь, широкая желтая Клио: сброшенная со скалы водяная лента вилась где ей заблагорассудится.
Сирокко была поражена прозрачностью воздуха. Над северным побережьем моря Реи собрались грозовые облака, но Сирокко было видно пространство над облаками. Ей были видны границы изгиба Фемиды в обоих направлениях.
Стая больших цеппелинов парила на разной высоте вокруг ближайшего каната. Сирокко не могла бы наверняка сказать, чем они занимаются, но предполагала, что они могли там питаться. Канат был достаточно массивным, чтобы на нем могли расти деревья. Глядя прямо вниз, можно было увидеть огромную скачущую тень цеппелина. Чем ниже они опускались, тем больше становилась тень. Через четыре часа она стала чудовищно огромной, а они все еще были над вершинами деревьев. Сирокко было интересно, как цеппелин предполагает приземлиться. Вдали не было видно достаточно большого пространства, пригодного для его посадки.
Она увидала две фигурки, стоящие на берегу реки, они махали ей руками. Сирокко помахала в ответ, хотя не была уверена, что они видят ее.
– Ну а как он приземлится? – спросила она Калвина.
Он поморщился:
– Я не думал, что тебе это понравится, поэтому ничего не говорил заранее. Не было смысла волновать вас раньше времени. Мы спустимся на парашюте.
Сирокко никак не отреагировала на это сообщение, и, казалось, Калвину полегчало.
– Это в самом деле надежно. Пустяки, безопасно, как и должно быть.