Титус Кроу

Ламли Брайан

Как-то вечером, после путешествия в Ти-Пент — деревушку неподалеку от Дайлат-Лина, где мы повеселились на ежегодном празднике Изобилия, мы с Литой шли, взявшись за руки по орошенной зеленой долине под названием Танта к нашему городу, обнесенному черными башнями. Лита сказала мне о своей любви, и мы с ней упали на окутанную тьмой траву. В ту ночь, когда мириады городских огней погасли, а за моим окном начали с негромким писком летать летучие мыши, Лита поднялась в мою комнату в башенке, а потом только лампа, заправленная нарговым маслом, могла бы рассказать о тех радостях, которые мы познали друг с другом.

Утром, очнувшись от своего сна внутри сновидения, я долго пробирался через множество слоев хрупкого вещества,

из которого состоит мир подсознания… и очнулся я с мучительным воплем в доме моих родителей в Нордене, на северо-восточном побережье. Потом я целый год засыпал в слезах, пока мне не удалось наконец убедить себя в том, что моя темноглазая Лита существует только в сновидениях.

Рассказ Гранта Эндерби, II: Рубиновый ужас

Когда я вновь увидел Дайлат-Лин, мне было тридцать лет. Я оказался там поздним вечером, когда город был окутан темнотой, но я сразу узнал ощущение, которое испытываешь, шагая по базальтовым камням мостовой. А когда погас последний из мириадов огней в окнах и когда закрылась последняя таверна, я с часто бьющимся от волнения сердцем быстро пошел в сторону дома Бо-Карета. Но почти сразу у меня возникло нехорошее чувство — что-то было не так. Ужас охватил меня, когда на улицах мне стали встречаться пьяные компании торговцев в рогатых тюрбанах. Они пошатывались, болтали друг с другом пронзительными голосами и были похожи больше на чудищ, чем на людей. У многих тюрбаны были намотаны небрежно, поэтому рожки, которые прежде я видел только на иллюстрациях к книгам по черной магии и на страницах Библии, были видны отчетливо! В какой-то момент одна из этих компаний меня остановила и нагло обыскала. Торговцы переговаривались между собой негромкими зловещими голосами. Я вырвался и убежал. Я был потрясен тем, как много этих злобных тварей здесь, в городе базальтовых башен!

Пока я опрометью мчался по городским кварталам, мне повстречалось не менее сотни рогачей. Но каким-то чудом мне все же удалось добежать до дома Бо-Карета целым и невредимым, и никто меня по пути не остановил. Я принялся барабанить кулаком в дубовую дверь дома. Наконец в круглом окне над дверью загорелся свет, озаривший голубоватые стекла. Дверь мне открыл сам Бо-Карет. Он стоял на пороге, вытаращив глаза от страха, и я его прекрасно понимал. Когда хозяин дома понял, что в его дверь постучал человек, по его лицу сразу стало видно, сколь огромное облегчение он испытал. И хотя Бо-Карет заметно постарел — настолько, что меня это просто потрясло (ибо тогда я еще не знал, насколько по-разному течет время в мире бодрствования и сновидений), — меня он узнал сразу же и прошептал мое имя.

— Грант! Грант Эндерби! Мой друг… мой старый друг!.. Входи же, входи…

— Бо Карет! — вырвалось у меня. — Бо, я…

— Тс-с-с! — Он прижал палец к губам, вытаращил глаза еще сильнее, высунулся из дверного проема и обвел взглядом улицу, после чего втащил меня внутрь дома, быстро закрыл дверь и запер на засов. — Тихо, Грант, тихо. Теперь у нас город тишины. Только эти теперь пьянствуют и веселятся на свой дикий лад. Скоро они могут сюда явиться — по своим делам.

— Эти? — спросил я, заранее зная ответ.

— Те самые, о которых ты пытался нас предупредить. Торговцы в рогатых тюрбанах.

— Я так и думал, — кивнул я. — Они уже здесь, я их видел. Но какие у них тут дела?

И тогда Бо-Карет поведал мне историю, от которой мое сердце испуганно сжалось и наполнилось решимостью не знать покоя до тех пор, пока я хотя бы не попробую побороться с величайшим злом.

Судя по рассказу Бо-Карета, все началось несколько лет назад. Точно выяснять дату я не стал — какой в этом был смысл, если Бо-Карет состарился на

тридцать лет, а для меня прошло всего двенадцать? Случилось так, что в город был доставлен гигантский рубин. Этот огромный драгоценный камень был даром жителям Дайлат-Лина, заверением в уважении к ним со стороны торговцев. В итоге его водрузили на пьедестал на главной городской площади. Но всего лишь несколько ночей спустя начало твориться нечто ужасное.

Хозяин таверны, стоявшей неподалеку от площади, запер дверь на ночь, выглянул в окошко и вдруг заметил странное красноватое свечение в самом сердце громадного кристалла. Казалось, там бьется, пульсирует какая-то инородная жизнь. На следующий день кабатчик рассказал знакомым о том, что видел ночью, и тогда камень засветился во всю мощь. Мало этого, все рубины, когда-либо привезенные торговцами в город на черных галерах: маленькие камни, вставленные в перстни, амулеты и украшавшие рукоятки клинков и различных инструментов, и более крупные, приобретенные богачами просто для красоты, — всю следующую ночь тускло светились. Как бы в ответ на нарастающее свечение своего гигантского собрата. И вместе с этим странным свечением драгоценных камней пришло странное явление: всех жителей города, за исключением торговцев в рогатых тюрбанах, сковал странный паралич. Все стали сонными, вялыми, слабыми. У нас не осталось желания радоваться жизни, отмечать праздники. Силы были только на то, чтобы худо-бедно делать свои дела и выполнять работу. Шло время, и мало-помалу громадный рубин, установленный на пьедестале, светиться перестал, и его младшие собратья тоже угасли. Странная вялость, охватившая жителей Дайлат-Лина, исчезла. И только тогда, с большим опозданием, стал ясен зловещий умысел, проявилась его цель.

На тот момент уже давно не хватало грузных чернокожих рабов из Парга. Торговцы увозили их из города быстрее, чем они сюда прибывали, и вот их осталась только жалкая горстка. И вот эти рабы, услышав о том, что вскоре прибудет очередная черная галера, бежали от своих хозяев. Ушли из города, чтобы поискать лучшей доли. Это случилось незадолго до того, как рогатые торговцы привезли в Дайлат-Лин огромный рубин. С этого времени, пока народ Дайлат-Лина пребывал в состоянии странного полузабытья, вызванного свечением рубинов, в городе стало нарастать число торговцев в рогатых тюрбанах, а у пристаней успело пришвартоваться много здоровенных черных галер.

Потом начали необъяснимо исчезать люди. У одного кабатчика пропала дочь, у другого. Пропал лавочник из Ультхара, знахарь-травник и сын серебряных дел мастера. Вскоре немногие оставшиеся ремесленники начали продавать свои дела и дома и уезжать из Дайлат-Лина в Ти-Пент, Ультхар и Нир. Я с радостью услышал о том, что именно так поступили Лита и ее братья, хотя меня охватила странная грусть, когда я узнал, что Лита покинула город с красавцем-мужем и двумя взрослыми сыновьями. Ее отец сказал мне, что теперь она по возрасту мне в матери годится, но свою необычайную красоту сохранила.

К этому времени было уже далеко за полночь, и по всему дому загорелись маленькие красные огоньки, нагонявшие зловещую дремоту. Рассказ Бо-Карета то и дело прерывался зевотой. Он начал клевать носом. Я пригляделся и понял, что странное свечение исходит от рубинов.

Проклятие оказалось именно таким, о каком мне рассказывал Бо-Карет. Это были рубины! Десять крошечных камешков были закреплены в основании узорчатого кубка. Еще множество маленьких красных драгоценных камней украшали развешанные по стенам серебряные и золотые пластины. Сколы драгоценных кристаллов сверкали и на корешках некоторых книг в кожаных переплетах — молитвенниках и руководствах по сновидениям. И когда бормотание Бо-Карета стихло окончательно, я повернулся к нему и обнаружил, что хозяин дома крепко спит в своем кресле — спит беспокойным сном, ибо на его землистом лице застыло выражение приглушенного ужаса.