Тьма египетская
Шрифт:
Крик ужаса вырвался из-под левого борта — подкравшийся крокодил цапнул за ногу одного из толкающих. Все тут же взобрались на палубу, вытащили и раненого, он орал, дёргался, из обрубка ноги полосою по палубе ползла кровь, поблескивая в свете факелов.
Са-Амон велел трусливым негодяям убираться обратно в воду. Они молчали трясясь. Са-Ра взял за волосы раненого и, подтащив к борту, спихнул в воду. Он объяснил, что сейчас течение понесёт тело вниз и крокодилы уйдут за ним, поэтому в воду опускаться безопасно. Са-Амон для убедительности вытащил из-за пояса меч. Гребцы начали потихоньку отступать к краю палубы — страх перед Са-Амоном был больше, чем страх перед крокодилом. Но тут один
Са-Амон громко выругался.
Са-Ра приказал покинуть борт «Серой утки».
Спустя короткое время полураздавленный Хека давал объяснения командующему мемфисским гарнизоном сотнику Андаду.
С некоторых пор мемфисскому гарнизону, как всем прочим в нижнем течении Нила, было велено держать под своим вниманием не только землю, но и реку, и досматривать все подозрительные суда, куда бы они ни направлялись, хоть на юг, хоть на север. Смысл этого приказа был Андаду непонятен, поэтому он выполнял его с удвоенной старательностью. После смерти Гиста, после внезапного визита Апопа в город, после судорожной заварухи, что случилась в княжеском дворце, он чувствовал себя в самом центре важной и сложной интриги. Суть происходящих событий была для него вполне темна, и природный разум подсказывал ему — выполняй приказы и, может быть, уцелеешь.
Когда ночью донесли о шуме с реки, о мелькающих там огнях, он велел немедля послать туда десяток лодок с лучниками. Очень скоро он убедился, что поступил разумно. Ночной улов оказался богатым. Как же, корабль, перевозивший сына князя Бакенсети! Не было гиксосского офицера в долине, который бы не слышал об этом мальчишке. Сотни циркуляров распространила канцелярия Авариса с его описаниями и указаниями, что делать, обнаружив его. Это было дело, на котором можно было подняться. Но, оказывается, это было дело, на котором можно было и сгореть. И сотник уже не был уверен, что неуклонное следование приказу есть путь спасения.
Как выглядела ночная ситуация при свете безжалостного дня? В пределах зоны ответственности мемфисского гарнизона наглые фиванцы напали на корабль офицера Шахкея и похитили главную перевозимую им ценность — того самого мальчика, о котором вожделеет сердце верховного правителя. Где были глаза и руки сотника Андаду? Вместо того чтобы подарить радость царю, он ввергнет его в горе. Каково будет возблагодарение за это? Вряд ли столь чаемое повышение в ранг «царских друзей».
Сотник и лекарь беседовали в палатке Шахкея всё на той же «Серой утке», пока специально собранные мемфисские корабелы снимали её с мели. Лениво сиял снаружи обыкновенный летний день. Невозможно было представить свирепую ночную бойню. Кричали корабелы, стучали пятки по палубе, кто-то бухался в воду. Под покровом этой расслабленной суеты происходил негромкий, ни для чьего слуха не уловимый разговор.
Все погибли?
До единого. Дрались, как львы пустыни.
Точно ли в нападавших были опознаны люди Аменемхета?
Как можно ошибиться? Ближайшие подручные Са-Амон и Са-Ра, их ни с кем не спутаешь.
Как они оказались здесь?
Аменемхет так же охотится за мальчиком, как и Апоп.
Теперь он объявит мальчика под своей рукой?
Теперь он спрячет его надолго, ибо братья-правители Камос и Яхмос хотят получить его так же, как и Апоп. Царь непонятно зачем, а братья, чтобы убить его.
Почему?
Аменемхет хочет сделать Мериптаха, своего племянника, фараоном. Но сейчас не он в силе, а братья-правители, и потому мальчик будет спрятан до дней новой силы Аменемхета.
Кто-то зычно и ритмично командовал усилиями гребцов там, снаружи, тело «Серой утки» неохотно пошевеливалось.
— Мальчика не было, — сказал Андаду, глядя на лекаря исподлобья.
Если мальчика не было, никто не сможет обвинить его, Хеку, в том, что он его не уберёг. Апоп не должен знать о неожиданном появлении фиванцев у ночной набережной Мемфиса. Их ведь никто не видел, кроме лекаря. Это были просто ночные разбойники. А Аменемхет наверняка промолчит о своём успехе.
— Ты прав. Мальчика не было.
Андаду взял в охапку папирусы, найденные в палатке Шахкея, и прошёл к печке колдуна. Засунул внутрь, как кладут дрова. Сотник читал плохо и не хотел никому доверять прочтение этих опасных бумаг. Нехорошо, если кто-нибудь догадается, что мальчик всё же был. Добыть огня было нечем. Тогда Андаду приказал двум солдатам выбросить печь в воду. Понадобилось не двое, а четверо. Сипя от напряжения, азиаты подтащили глиняный, просыпающийся пеплом куб к борту и перевалили через него. Он провалился в бурую, непрозрачную воду, даже брызг не разбросав. Как будто никакой печи и не было никогда. И в тот же момент «Серая утка» отчётливо заскользила вослед тянущим её канатам.
57
Весь день Хека радовался, а ночью спал глубоким спокойным сном. Впервые за долгое-долгое время. Он чувствовал себя превосходно, потому что чувствовал себя защищённым. Андаду дал ему гребцов и дал ему папирус. В нём указывалось, что предъявитель его, человек без одной руки, называющий себя так-то, проследовал на своём корабле мимо Мемфиса с грузом благовоний. Конечно, сотнику, чтобы полностью свалить с плеч обузу в виде пойманной по глупости «Утки», проще было бы зарезать колдуна и бросить за борт вместе с потухшей печью. Но на беду, Хеку видели слишком многие, и многие были осведомлены о приказе царской канцелярии, касающемся мальчика, и случись следствие из столицы, могли бы припомнить, что их командир ни с того ни с сего прикончил одного однорукого на одном подозрительном корабле. И из-за меньших неувязок приходилось некоторым начальникам лишаться поста, а то и головы.
Принимая этот папирус, Хека как бы признавал, что мемфисский сотник ничего не знал о Мериптахе и чист в этом смысле. Написал то, что видел. А если узнается, что лекарь вёз всё же мальчика... Но как же это узнается, ликовал Хека. Все азиаты, которые могли его видеть, или мертвы, или остались воевать далеко на юге, что приравнивает их к мертвецам. Са-Амон и Са-Ра расскажут Аменемхету о том, как они спасали мальчика. Но что они смогут рассказать о нём, о лекаре?! Только то, что они его не видели. Яхмос отправит Апопу послание, требуя выдать ему отравителя его брата? Ему не до этого, да и не знает он, что Хека успел провиниться перед царём потерей мальчика, стало быть, писать бесполезно.
А Аменемхет ни за что не заговорит на эту тему в ближайшие месяцы.
Но чтобы уж окончательно обезопасить себя, надо сделать так, чтобы царь и вообще не узнал, что знаменитый нубийский колдун прибыл под его крыло. Для этого Хека и попросил сотника оставить в папирусе пропуск. Туда он впишет другое имя, которым он якобы назвался перед Андаду. Он мог бы сразу обмануть азиата и выдать себя за торговца благовониями, но это было опасно. В слишком сомнительной ситуации он был найден, среди кучи гиксосских трупов. Из-за простого торговца такое вряд ли могло произойти. Он сказал правду сотнику о себе и о мальчике. Сотник не зарезал его и дал папирус. Оба остались довольны друг другом.