Тьма императора
Шрифт:
— Тасси, — император наклонился и дотронулся до руки племянницы. — Ну-ка, посмотри на меня.
Девушка подняла полные слез глаза и шмыгнула носом, как маленькая. — Ты тоже считаешь меня убийцей, да? Как Гектор. От него такой холод идет… — Я не считаю тебя убийцей. И Гектор не считает. Он считает, что ты что-то скрываешь.
Услышав это, Анастасия перестала плакать. — Скрываю? — Да. А я, как тебе известно, доверяю Гектору. Ты боишься что-то сказать, считая, будто я могу испепелить твою мать или брата. Верно? Она помотала головой, и из глаз опять потекли слезы.
— Так. — Арен вытащил из нагрудного
— Не виновата, — сказал Арен спокойно. — А теперь подумай о том, сколько аристократов ненавидят меня. За закон о передаче титулов. Или за то, что я арестовал кого-то из их родственников. Знаешь, какая волна неприязни ожидает меня на каждом Совете архимагистров? И что мне теперь, тоже сидеть и рыдать?
Она молчала, глядя на него несчастными глазами. — Ты еще очень молода, Тасси, — устало произнес Арен, — и ты всегда была милой девочкой, которая всем нравилась. А теперь вдруг разонравилась. Я понимаю, это гнетет. Но поверь, ты встретишь еще немало людей, которые будут тебя не просто не любить, а ненавидеть. Если из-за этого каждый раз переживать и плакать, никаких слез не хватит.
— Я понимаю. — Она вздохнула, уже не плача. — Знаешь, ты так не похож на папу. Он бы просто обнял и сказал, что все дураки, а я одна умная и хорошая, самая лучшая. И вообще пойдем лучше мороженое съедим. — Да, Тасси. Я не похож на твоего отца.
Племянница на мгновение опустила голову, но затем вновь подняла. — Я ничего не знаю, дядя Арен. Правда. Мне просто неприятно это все. И еще… я боюсь, что это может быть мама или Адриан. — Кто из них, как тебе кажется?
— Я не знаю. Они оба тебя очень не любят. Но… мне так не хочется верить, дядя Арен! — воскликнула она с таким детским пылом, что император улыбнулся и, подавшись вперед, погладил ее по голове. — мне тоже не хочется в это верить, Тасси. *** Ругать себя — дело неблагодарное. София занималась им полдня. Сразу после обеда она осознала, что уже ждет вечернего визита императора, и так на себя разозлилась, что готова была биться головой об стену. Слава Защитнице, Агата этих метаний не заметила — крепко держала щит. После обеда у наследницы не было уроков, и София предложила им с Алексом заняться лепкой и рисованием. Голова у нее до сих пор периодически кружилась, но постепенно все меньше и меньше. Видимо, и правда что-то погодное.
Ближе к вечеру с Софией связался Вано и предложил ей немного погулять вечером в пятницу. Раньше безопасник вырваться никак не мог — слишком много было дел. Она с радостью согласилась, с удивлением поняв, что соскучилась по Вагариусу.
И чем ближе была ночь, тем София сильнее волновалась. И ждала тоже. Ей при всем понимании неправильности происходящего было очень интересно, как император станет вести себя дальше. Примерно в шесть часов вечера София передала детей Виктории, которая по-прежнему была на удивление в хорошем настроении, поужинала и вернулась к себе.
Семь часов двадцать минут. Как же долго ждать… «Ну Софи! — подумала она укоризненно. — Не надо так! Давай же… Крысы, крысы, крысы!» Куда там. Крысы, конечно, представлялись, но теперь почему-то казались ей вполне милыми животными. А главное — они совершенно не мешали Софии ждать императора всем сердцем.
*** Арен закончил совещание с комитетом культуры, науки и образования примерно полвосьмого, а потом целый час провел с новым начальником охраны, отвечая на его вопросы и выслушивая предложения по изменениям. Пока Рильо справлялся и вообще горел энтузиазмом, желая сделать все как можно лучше.
Полдевятого, чувствуя себя полумертвым, Арен перенесся в столовую.
Дети и Виктория заканчивали ужинать, и он присоединился к ним на радость Агате и Александру, которые уже начинали думать, что папа не придет. Спросили, пойдут ли они сегодня в бассейн, как он сказал утром, и Арен обещал, что завтра обязательно, но сегодня уже сил нет. Наследники все поняли — привыкли к такому.
Потом он читал обоим книгу, усадив на одно колено Агату, а на другое — Алекса, а Виктория слушала. От нее до сих пор шли волны радостных, но неприятных эмоций, и Арен ждал, когда дети уснут, чтобы поговорить с женой.
И как только это случилось, император перенес супругу в ее комнату, поставил на пол и спросил, посмотрев в глаза: — Зачем тебе сегодня понадобился Адриан? Виктория вздрогнула, но глаз не отвела.
— А что такое? Ты ревнуешь? Арен даже не удивился — он слишком привык к странным идеям. — Адриан тебе говорил, что с ним будет, если он чем-то меня расстроит? — продолжал император, проигнорировав вопрос жены. — Или умолчал?
Виктория явно удивилась. Видимо, племянник ее не просветил. Странно, мог бы и пожаловаться. — Нет. А… что с ним будет? И в голосе, и в эмоциях был страх. Арен чуть поморщился — мало того, что неприятно от этого липкого холода, так еще и Виктория наверняка подумала, будто он угрожал Адриану испепелением.
Как будто Арен до Аарона кого-то испепелял, в самом деле… — Отправится к Геенне вместе с Арчибальдом. Она как раз скоро проснется. Страх усилился.
— Арен… Зачем ты так с ним? Он ведь ничего не сделал… — Я тоже пока ничего не сделал. — Риан артефактор, а не охранитель, — продолжала жена обеспокоенно. — Он там погибнет. Что ж, раз Виктория так беспокоится — значит, есть, за что.
— А Арчи? Если с Рианом что-то случится… — Арчи переживет, — отрезал Арен. — У него постоянно кто-нибудь умирает, он привык уже. Жена задохнулась от возмущения. — Ты… Арен, какой ты жестокий… — Вик, — перебил он ее, — давай говорить честно. Адриан знает, что будет, если он совершит какую-либо ошибку. А вот с тобой я этот момент упустил.
Теперь она действительно испугалась. Холодный и гадкий ужас заворочался в груди Арена, и надо бы поставить щит, но нет — он должен знать, что чувствует жена.
— До сих пор я не ограничивал тебя ни в чем, Вик. Но если ты совершишь поступок, который мне не понравится, я начну ограничивать тебя. Думаю, сотрудники оранжереи справятся и без императрицы. — Арен… — протянула она умоляюще и потянулась к нему, но император покачал головой.
— Не трогай меня. И я еще не закончил. Оранжерея будет началом, в зависимости от степени вины и проступка. И лучше тебе больше не испытывать мое терпение. Он отвернулся, чтобы войти в камин, когда жена тихо спросила: