Тьма сгущается
Шрифт:
– Еще как, – пробормотала Пекка. – Раз уж ты все равно идешь туда – налей и мне. Надо будет привести кладовку в порядок… но только не сейчас.
Из детской доносились душераздирающие всхлипывания: отчасти искренние, отчасти натужные – чтобы родителям стало стыдно. Но Лейно и Пекка не обращали на них внимания. Ближайшими соседями их были сестра чародейки с мужем, а те если и услышат вопли Уто, то решат, что родители выдрали его за дело, а не ради развлечения.
Лейно вернулся с двумя стопками грушовки. Одну он вручил Пекке, вторую поднял:
– За то, что мы пережили очередную катастрофу.
– За это выпью с удовольствием, – отозвалась Пекка.
Грушовка потекла в горло сладким огнем. Чародейка покосилась на лежащего на каминной полке плюшевого левиафана и рассмеялась. Но смех тут же оборвался: на память пришла не только истерика Уто, но и катастрофа, разразившаяся в Илихарме по вине альгарвейцев. Пекка пережила атаку, и ее товарищи-чародеи – тоже, но погибших оказалось слишком много.
Должно быть, мысли ее можно было прочесть по лицу, потому что Лейно прошептал: «Какое счастье, что ты это пережила», – и обнял жену.
– Большое счастье, – жадно выдохнула Пекка, не выпуская мужа из объятий, позабыв на миг обо всем. Но тут же, так и не разжав рук, покачала головой. – Столько трудов потеряно. Если бы они подождали еще день. Но…
Она пожала плечами.
Лейно прижал ее к себе вновь и опустил руки. Над чем работает его супруга, он так и не знал, но без труда понял – это нечто важное. И постарался, как мог, утешить Пекку.
– Я все же думаю, что альгарвейцы не знают о ваших разработках и знать не могут.
– Почему? – поинтересовалась чародейка. – Как ты можешь разбираться в этом лучше меня?
– А я и не разбираюсь, – признался Лейно. – Только все равно не верю. Почему? Скажу. Вдумайся, сколько даровитых волшебников должны работать над тем, чтобы выковать чары, способные переработать жизненную силу принесенных в жертву кауниан. Этим, должно быть, заняты их лучшие маги-теоретики. Хватит ли им сил следовать и другими становыми жилами?
Пекка поразмыслила и кивнула не спеша.
– Это разумно, – признала она и тут же поправилась: – Мне так кажется. Что по этому поводу думают в Трапани, не могу и представить.
– Если бы альгарвейцы желали поступать разумно, они вообще не затеяли бы эти жертвоприношения пленников, – ответил муж. Пекка снова кивнула. Но Лейно, как многие его соотечественники, обладал талантом смотреть на мир с точки зрения противника. – Они, должно быть, полагали, что обойдется пару раз, а там и до победы недалеко. Но… не обошлось.
– Да, в жизни часто бывает, что выходит не так, как задумал. – Пекка ткнула пальцем в сторону детской: – Что и выяснил только что наш Уто.
– Вроде бы успокоился, – с облегчением заметил Лейно.
– Столько времени реветь у него терпения не хватит даже ради любимого левиафанчика, – отозвалась Пекка. – Вот и славно, а то мы бы с ним с ума сошли. – Чародейка склонила голову к плечу. – Тишина просто могильная. Уж не заснул ли он там?
– Или заснул, или собрался поджечь дом и не хочет, чтобы мы ему помешали, прежде чем огонь разгорится, – заметил Лейно вроде бы в шутку, но в таких шутках обычно некоторая доля правды присутствует.
Пекка машинально принюхалась и, сообразив, что делает, показала мужу язык.
– Уто! – окликнула она. – Ты что там делаешь?
– Ничего! – тут же отозвался сынишка. Таким невинным тоном он говорил всегда, когда не хотел сознаваться, чем занят на самом деле.
Во всяком случае, он не спал. И в собственной комнате едва ли натворит что-нибудь ужасное, понадеялась Пекка. Она снова повела носом. Нет, дымом вроде не тянет…
Кто-то постучал в двери. Прежде чем поднять засов, Пекка выглянула в окошко, чего не сделала бы, прежде чем они с Лейно заговорили об альгарвейцах. Но на заснеженной дорожке стояли не рыжеволосые убийцы, а всего лишь сестра чародейки, Элимаки, и ее муж Олавин, с которого началась история плюшевого левиафана. Обе пары частенько захаживали друг к другу, а Элимаки вдобавок приглядывала за Уто, пока двое чародеев работали.
Взгляд у Олавина был острый.
– Охо-хонюшки! – вздохнул он, заметив левиафана на каминной полке. – И что сегодня натворил мой племянничек?
– Пытался разнести кладовку, – ответил Лейно. – Мало не хватило.
– Это нехорошо, – согласился Олавин. – Если он с огоньком к делу подошел, вам у меня одалживаться придется, чтобы порядок навести.
Олавин был одним из крупнейших ростовщиков Каяни.
– Может, сдадим Уто в залог? – предложил Лейно.
Жена пронзила его взглядом. Шутка зашла слишком далеко – а кроме того, Пекка знала, что ее муж в детстве сам был сущим наказанием.
– Одним словом, – промолвил Олавин, – не выпустите его из-под ареста на пару минут, чтобы попрощаться?
– Попрощаться? – хором выпалили чародеи.
– А куда вы собрались? – добавила Пекка.
– На службу к семи князьям, – ответил свояк. – Меня призвали из резерва, идиоты несчастные! – Он пожал плечами. – Если я попытаюсь командовать солдатами, это плохо кончится, но полковой казначей из меня должен получится славный. Надеюсь.
– Не вздумайте его слушать, – посоветовала Элимаки. – Он так загордился – чудо, что пуговицы на мундире не поотлетали.
В голосе ее тоже звучала гордость – гордость и тревога.
– В последние недели многих призвали в армию, – заметила Пекка. – Лучше бы Альгарве оставило Илихарму в покое. Тогда мы не так торопились бы в бой.
Лейно положил руку жене на плечо.
– Мы с тобой уже очень давно состоим на службе у Семерых, – промолвил он.