Тьма сгущается
Шрифт:
– И вернуться с какой-нибудь претенциозной потаскушкой? – возмутилась Краста. – Никогда в жизни!
Лурканио рассмеялся.
– Неужели я поступил бы так с вами?
– Разумеется, – пожала плечами Краста. – Это ваш Моско плохо знает мужчин, а я – знаю.
Лурканио посмеялся вновь, но возражать не стал.
Пекка сновала по дому, смахивая последние воображаемые пылинки.
– Все готово? – переспросила она в десятый раз.
– Лучше не бывает, – ответил ее супруг, окинув взглядом гостиную. – Правда, мы еще
– Ты же говорил, что, если я залезу в упокойник, мне будет плохо! – возмутился Уто. – Так что меня нельзя туда совать! Правда-правда!
Он вытянулся во весь невеликий росточек, будто подзуживая Лейно вступить в спор.
– Взрослым можно много такого, чего нельзя детям, – нравоучительно ответил Лейно.
Пекка откашлялась; вдаваться в тонкости ей сейчас очень не хотелось. Муж ее тоже покашлял стыдливо и сдался:
– Но в данном случае ты прав. Засовывать тебя в упокойник нельзя. – Правда, он тут же добавил вполголоса: – Только очень хочется…
Пекка услышала и многозначительно кашлянула снова. Уто, по счастью, не заметил.
Прежде чем спор разгорелся с новой силой – а Уто притягивал к себе раздоры так же естественно, как песчинка, попав в раковину перловицы, обрастает жемчугом, – в дверь постучали. Пекка подскочила от неожиданности и бросилась открывать. На пороге стояли Ильмаринен и Сиунтио. Чародейка опустилась перед ними на одно колено, словно жилище ее посетил один из семи князей Куусамо.
– Входите, – промолвила она, – и почтите мой дом присутствием своим.
Затертые слова прозвучали в этот раз от всего сердца.
Когда двое пожилых чародеев-теоретиков переступили порог, Лейно тоже поклонился, как и Уто – на миг поздней, чем следовало бы, поглядывая на волшебников из-под густой смоляной челки.
Ильмаринен расхохотался, заметив его пристальный, осторожный взгляд.
– Я тебя знаю, прохвост! Да-да, насквозь вижу! А знаешь, откуда? – Уто покачал головой. – А я в твоем возрасте сам был такой же, вот откуда! – с торжеством возгласил Ильмаринен.
– Верю, – молвил Сиунтио. – Ты и сейчас не слишком изменился.
Ильмаринен просиял, хотя Пекка вовсе не была уверена, что старик-магистр хотел сделать коллеге комплимент.
– Магистр, – промолвила она, взяв себя в руки, – позвольте представить вам моего мужа Лейно и сына Уто. – Она обернулась к родным: – А нас посетили магистры Ильмаринен и Сиунтио.
Мужчины поклонилиь снова.
– Большая честь, – проговорил Лейно, – приветствовать в гостях чародеев столь известных. – Он усмехнулся невесело. – Эта честь была бы еще больше, если б мне дозволено было услышать, что собираетесь вы обсудить с моей женой, но я понимаю, почему это невозможно. Пошли, Уто, мы идем в гости к тете Элимаки и дяде Олавину.
– А почему?! – Уто не сводил глаз с Ильмаринена. – Я бы лучше остался, его послушал. А что тетя и дядя скажут, я и так знаю.
– Мы не можем остаться и послушать, о чем мама говорит с этими чародеями, потому что они будут обсуждать государственную тайну, – ответил Лейно. Пекка испугалась, что теперь Уто
Уто выпучил глазенки. Он знал, что родители не всегда говорили друг другу – не всегда могли сказать, – над чем работают, но впервые столкнулся с этим так явственно. Без дальнейших споров он послушно пошел с отцом к Элимаки домой.
– Славный паренек, – заметил Ильмаринен. – Не удивлюсь, если каждые пять минут вы мечтаете утопить его в море, но и на руках его носить хочется не реже.
– Правы по обоим пунктам, – отозвалась Пекка. – Садитесь, устраивайтесь поудобнее, прошу вас! Я принесу вам поесть.
Сбегав на кухню, она притащила поднос с хлебом, нарезанным копченым лососем, луком, огурчиками в уксусе и бочонок пива из лучшей пивоварни Каяни.
Когда чародейка вернулась, Сиунтио, водрузив на нос очки, уже читал лагоанский журнал. Магистр безропотно отложил журнал, чтобы взяться за кружку с золотистым пивом и бутерброд, но взгляд его то и дело возвращался к печатным строчкам. Пекка заметила это, но промолчала. Ильмаринен тоже заметил и съехидничал:
– Лагоанцы следят за нами, а ты в ответ почитаешь своим долгом следить за лагоанцами?
– И что же с того? – беззлобно ответил Сиунтио. – Это, в конце концов, имеет отношение к тем причинам, по которым мы явились в Каяни.
Поспорить с этим не мог даже Ильмаринен.
– Слетелись, стервятники, – пробурчал он. – Тушки опубликованных статей они уже расклевали. Теперь, когда новые статьи не появляются, они гложут голые кости.
– А толковый ли чародей этот Фернао? – спросила Пекка. – Судя по вопросам, которые он задавал в письме, он сейчас на том же уровне, что я пару лет назад. Вопрос в том, сможет ли он разобраться, в каком направлении мы продвинулись дальше всего?
– Он чародей первого разряда, – ответил Сиунтио, прихлебывая пиво, – и имеет влияние на гроссмейстера Пиньейро.
– Хитрый сукин сын – вот он кто, – добавил Ильмаринен. – Если бы они с Сиунтио встретились, этот лагоанец обчистил бы нашего магистра до нитки. Он и меня пытался обчистить, но я старый греховодник, и меня надуть не так просто.
– Он явился к нам открыто и чистосердечно, – строго промолвил Сиунтио. Ильмаринен грубо фыркнул. – Во всяком случае, открыто, – поправился магистр. – Но сколько чародеев из скольких держав идут сейчас по нашим следам?
– Даже одного может оказаться слишком много, если этот чародей служит королю Мезенцио или конунгу Свеммелю, – промолвила Пекка. – Нам еще неведомо, какая мощь кроется в соединении двух основных законов и как ее высвободить, но соперники могут обогнать нас в исследованиях, и это будет весьма скверно.
Ильмаринен глянул на восход.
– Арпаду Дьёндьёшскому тоже служат способные чародеи. – Он обернулся к закату. – И в конюшнях Витора Лагоанского Фернао не единственный толковый волшебник. Дьёндьёшцы ненавидят нас, потому что мы соперничаем с ними за владение островами в Ботническом океане.