Тьма сгущается
Шрифт:
Девушка отдалась Эалстану без колебаний. По меркам жителей Фортвега – равно туземцев и кауниан, – это делало ее шлюхой, подобно той молоденькой каунианке, что пыталась отдаться Леофсигу ради денег.
– Но это же другое дело! – воскликнул Эалстан, будто спорил с кем-то невидимым.
Что бы ни толкнуло Ванаи в его объятья, юноша осознавал – это была далеко не одна лишь животная страсть. Скорее уж одиночество и стремление забыться хоть ненадолго. Самолюбия юноши это не тешило, но к этому Эалстан и не стремился – ему важней было ясно осмыслить случившееся.
И даже дочку Даукантиса трудно было назвать шлюхой после того, как альгарвейцы предоставили ей выбор – или торговать собой, или умирать с голода. С высоты своих семнадцати лет Эалстан все ясней видел, что чем старше становишься, тем меньше веришь в общепринятые истины.
Эалстан понадеялся, что рыжики не загребли дочь торговца маслом (как ее звали, он припомнить не мог, хотя Леофсиг вроде бы называл ее по имени), когда набирали рабочих в Громхеорте. Что-то не так было в этой затее с принудительными работами – если б альгарвейцам требовались рабочие руки, они иначе выбирали бы «добровольцев» и позволили каунианам взять с собой хотя бы смену одежды, – но что именно, Эалстан понять не мог.
Юноша пожал плечами. Повлиять на оккупационные власти он не мог никаким способом. Лицо его просветлело – он вновь вспомнил о встрече с Ванаи. Большую часть пути до Громхеорта Эалстан старался надежно запечатлеть в памяти каждый поцелуй, каждое нежное слово, каждую ласку, каждое прикосновение, каждое мгновение восторга. Вспоминать было не так приятно, как сойтись с девушкой снова, но за неимением лучшего…
Серые стены громхеортской крепости поднимались в небо, теряясь на его фоне: над головой висели свинцовые тучи. Похоже было, что вот-вот хлынет ливень. Осень выдалась дождливая и холодная; такой же следовало ожидать и зимы. Эалстану стало любопытно – пойдет ли снег. В северных краях это случалось не каждый год.
Кто-то помахал ему в тени городских ворот. Эалстан прищурился: ну да, то был Сидрок. Юноша помахал в ответ, стараясь думать не о Ванаи, а о собранных грибах.
– Ха! – воскликнул Сидрок, подходя, и указал на корзину в руках Эалстана: – Та, с которой ты в прошлом году домой вернулся, а не твоя старая? Не нашел, выходит, той ковнянской девки? Жалко. Мог бы покувыркаться всласть.
Эалстан не взорвался только потому, что ожидал от двоюродного брата шуточек в подобном духе.
– Нет, не нашел, – ответил он, стараясь, чтобы голос его прозвучал легкомысленно. – А если б мы и встретились, то просто обменялись бы грибами.
В прошлом году это было бы правдой, но не теперь.
Сидрок презрительно махнул рукой.
– Она, верно, по тебе сохнет, Эалстан. Силы горние, да если бы я на нее в лесу натолкнулся, штанишки бы слетели – не успеешь «круль Оффа!» сказать.
– Мечтай-мечтай, – буркнул Эалстан.
– Ага. – Сидрок потешно схватился за пах. – Обеими руками мечтаю, не видишь?
Эалстан исхитрился издать смешок, чем вроде бы окончательно убедил Сидрока, что ничего особенного в лесу с ним не случилось. По дороге тот подтрунивал над двоюродным братом, но не больше обычного. В воротах оба посмеялись над постовым жандармом: тот с омерзением заглянул по очереди в обе корзины с грибами.
– Нам больше останется, – заметил Эалстан.
Жандарм, верно, понимал немного по-фортвежски – его едва не стошнило. Мальчишки расхохотались. Эалстан продолжал ухмыляться всю дорогу до дома, и если Сидрок решил, что его кузен посмеивается над глупым рыжиком – тем лучше.
Дождь хлестал полковнику Сабрино в лицо. Его крыло возвращалось с передовой на жалкое подобие полевой дракошни, где временно размещалось. Ящеру дождь не нравился: тварь тяжело взмахивала крыльями и держалась к земле ближе, чем в сухую погоду.
Сабрино дождь тоже не нравился. В сырой мгле уследить за всеми драколетчиками было почти невозможно, и полковнику приходилось больше обычного полагаться на звеньевых. Горизонт терялся в тумане. Работать по наземным целям было почти невозможно, увидать ункерлантских драконов – тоже. Одно счастье, что противник тоже подслеповат.
Найти дракошню тоже оказалось бесовски непросто. Пролетая достаточно низко, чтобы земля не таяла в стене дождя, Сабрино едва не врезался в склон холма. Дракон протестующе взвыл, когда всадник резко бросил ящера вверх. Столкнуться со скалой было бы еще неприятнее, но этого безмозглая тварь понять не могла.
Полковник еще долго искал бы взлетное поле, если бы не наткнулся случайно на лагерь победы, выросший за последние дни чуть севернее дракошни. Сабрино глянул на скорчившихся под частоколом замерзших, мокрых кауниан: интересно, что думают они о красивом названии, рожденном фантазией неведомого штабного хитроумца? Да и альгарвейцы-охранники на вышках едва ли радовались проливному дождю. В такую погоду луч жезла быстро рассеивается на каплях.
Но об этом пускай тревожится пехота. Сабрино же успокоился немного: вид лагеря победы позволил ему сориентироваться на местности. Полковник заложил крутой вираж. Дракон обиженно завизжал, упираясь, и летчику пришлось походя огреть тварь стрекалом, пока он передавал приказ по ручному кристаллу. Ближайшие драконы его крыла следовали за ведущим, но Сабрино предпочитал не рисковать – чтобы остальные не залетели куда-нибудь в Фортвег, а не в родное Альгарве.
Внизу показалось взлетное поле. Драконеры размахивали руками, кричали что-то неразборчивое. Полковник повел своего ящера на посадку. Хлопая крыльями, тварь успела забрызгать грязью укротителей раньше, чем те приковали ее к кольям. Как можно было вбить колья в жидкую грязь, Сабрино понятия не имел, но драконеры как-то справлялись.
– Как дела на фронте? – спросил один, когда Сабрино спрыгнул с драконьей шеи вна размокшую землю.
– Судя по всему, мы застряли, – ответил полковник. – Продвигаться вперед почти невозможно – особенно потому, что ункерлантцы продолжают рушить за собой мосты, становые жилы и все, что могут разрушить. Это дает им некоторое преимущество, потому что подкрепления подтягиваются к ним быстрее, чем наши подходят на передовую через перепаханное поле.
– Ага. – Драконер вытер лицо рукавом – без толку, конечно. – Проклятые ункерлантцы оказались крепче, чем мы думали.