Тьма сгущается
Шрифт:
– Это замедлит продвижение рыжих разбойников. Но не остановит их, – заметил Свеммель.
Конунг был неглуп – к сожалению. Окажись он хоть немного глупей, с ним было бы куда проще иметь дело. А так Свеммель был хитер ровно настолько, чтобы полагать себя умней, чем на самом деле.
Но в данном случае он был прав. Так Ратарь и ответил.
– Погода тоже работает на нас, – продолжил он. – Как бы альгарвейцы ни старались, они не могут продвигаться вперед быстро. Мы меняем расстояние на время.
– У нас осталось не так много лиг на размен, – прорычал конунг.
«А ты еще собирался впиться королю Мезенцио в глотку», – мелькнуло в голове у Ратаря. Но об этом упоминать не стоило.
– Наступает зима, – промолвил он. – Противнику становится все труднее наступать. Кроме того, ваше величество, мы начали засылать в тыл врага диверсионные группы, чтобы разрушить ведущие из Фортвега становые жилы. Если проклятые рыжики не смогут доставлять кауниан на передовую, они и в жертву их приносить не смогут.
Свеммель редко выказывал маршалу свое одобрение, но на сей раз конунг изменил этому правилу.
– Вот это отлично, – проговорил он. – Отлично. – Свеммель замолчал; одобрения его надолго не хватало. – Хотя… могут ли рыжики резать жертв на месте, в Фортвеге, а на передовую перебрасывать запас магических сил?
– Об этом лучше спросить Адданца, не меня, – ответил Ратарь. – Я могу лишь догадываться, но скорей всего – нет. Если бы альгарвейцам было под силу такое, разве стали бы они перевозить кауниан в лагеря за самой линией фронта?
Свеммель помял костистыми пальцами узкий подбородок. Он и сам очень напоминал альгарвейца, если бы не цвет волос и глаз. Наконец конунг хмыкнул.
– Возможно, и так. А если бы мы захватили нетронутым такой лагерь, то смогли бы избавиться от кауниан в нем и не убивать наших подданных. Было бы забавно позволить рыжикам делать нашу работу.
Чувство юмора у него было жутковатое. В этом Ратарь убедился за много лет при дворе.
– Лучше было бы отпустить их и позволить самим добираться домой в Фортвег.
– Зачем же транжирить ресурсы?
– Если хотя бы один доберется до родины и расскажет, что творят альгарвейцы с пленниками, не кажется ли вам, что Фортвег может восстать против короля Мезенцио?
– Может быть… а может, и нет, – ответил Свеммель. – Фортвежцы любят каунинан не больше, чем рыжики. – Конунг пожал плечами. – Хотя попробовать стоит. Кроме того, огласка станет для Мезенцио позором, что само по себе хорошо. Да, мы разрешаем отпускать пленников.
– Благодарю, ваше величество. – Ратарю пришла в голову еще одна мысль. – Если альгарвейцы станут убивать тысячи людей, чтобы питать свои заклятия, а мы начнем убивать тысячи, чтобы противостоять им, воевать снова придется простым солдатам. Интересно, подумал ли об этом Мезенцио, прежде чем разжигать такой костер?
– Нам это неинтересно, – высокомерно ответил конунг Свеммель. – На любой его костер мы ответим двумя.
Как ни старалась Пекка получить удовольствие от недолгого пребывания в «Княжестве», радости она не испытывала. Чародейка понимала, что магистр Сиунтио поступил весьма учтиво, забронировав для нее номер в лучшей гостинице столицы, когда вызвал Пекку в Илихарму. Но она приехала бы даже без приглашения. Стылый ужас под сердцем гнал ее из Каяни.
В становом караване, идущем на север, она оказалась не единственной чародейкой. На лицах троих или четверых пассажиров Пекка заметила неутихающую тревогу. Каждый из них кивал ей и вновь возвращался к своим тревожным думам – тем же, что не отпускали саму Пекку.
Но Сиунтио организовал в Илихарме встречу всех семи князей Куусамо, что самой Пекке было бы не под силу. Она рада была, что Семеро воспринимают случившееся так же серьезно, как и чародеи, – прежде у нее возникали в этом большие сомнения.
В дверь постучали, и чародейка поспешно встала, чтобы открыть стоявшему у порога Сиунтио.
– Доброго вам дня, – с поклоном произнес волшебник. – Внизу ждет карета, которая отвезет нас в княжеский дворец. Ильмаринен отправится с нами, если он только не затащил в чулан девицу-разносчицу, когда я выпустил его из виду.
– Магистр Сиунтио! – сурово воскликнула Пекка. – Совершенно не следовало заезжать за мной по дороге во дворец. Я добралась бы и сама. Я намеревалась добраться сама!
– Я хотел, чтобы мы втроем предстали перед семью князями, – ответил старый чародей-теоретик. – Князь Йоройнен, как мне известно, сообщает совластителям о том, как продвигаются наши исследования – если продвигаются. Если мы вместе выступим с предупреждением, Cемеро скорее прислушаются к нашему голосу.
– Вы мне льстите, – отмахнулась Пекка.
Сиунтио непривычно серьезно покачал головой. Смущенная чародейка отвернулась, чтобы вытащить из шкафа в прихожей тяжелую шерстяную накидку.
– Пойдемте, – бросила она нарочито сурово, пытаясь скрыть волнение.
Когда они спустились в вестибюдь, оказалось, что Сиунтио не шутил – Ильмаринен деятельно охмурял симпатичную девицу наружности вполне куусаманской – раскосые глаза, смуглая кожа, высокие скулы, – если не считать по-лагоански рыжих кудрей. Уже присоединившись к старому магистру и Пекке, ученый отправил девушке воздушный поцелуй.
– Проверял, не сетубальская ли она шпионка, – беспечно заметил он.