Тьма сгущается
Шрифт:
На этот вопрос скорей могла ответить Пекка.
– Ваше высочество, я уже готовилась провести опыт, чтобы выяснить, насколько жарко этот огонь будет гореть и не погаснет ли, когда альгарвейцы совершили… то, что совершили. Когда я доберусь, наконец, до лаборатории, ответ станет ближе. Сколько времени нам потребуется, чтобы взять под контроль обнаруженный эффект – если он будет обнаружен, – я не могу пока сказать, простите.
Она опустила глаза. Узор на ковре под ногами повторял узоры тростниковых циновок, какими куусаманские вожди покрывали пол, прежде чем узнали о существовании ковров.
– Альгарвейский посол может говорить красивей, чем мы, – промолвил Ильмаринен. – Изящней, чем мы. Но имейте в виду, о Семеро, мы говорим вам правду.
– И что предложите нам вы? – озвучил, как было принято, общее мнение князь Рустолайнен.
Сиунтио шагнул вперед:
– Войну, ваше высочество. Если мы спустим подобное преступление с рук его виновникам, пострадает весь мир. Должно быть ведомо каждому, что есть вещи запретные. С горечью заявляю я это, но без сомнения.
– А как же наша война против Дьёндьёша? – воскликнул князь Парайнен.
Противостояние это затрагивало его сильней, чем любого из совластителей, поскольку порты на его землях обращены были к спорным островам посреди океана.
– Ваше высочество, – твердо заявил Сиунтио, – война с Дьёндьёшем ведется ради блага Куусамо. Война с Альгарве станет войной ради блага всего мира.
– На паях с Ункерлантом? – Парайнен скептически поднял бровь. Пекка не могла его винить за это. – Конунг Свеммель готов скорей разрушить мир, чем спасти.
– Без сомнения, – согласился Ильмаринен. – Но то, что Свеммель лишь готов совершить, Мезенцио творит на наших глазах. Что имеет больший вес?
Свеммель при этих словах снял бы чародею голову – за оскорбление короны. Парайнен прикусил губу и, пусть неохотно, кивнул.
– Если мы вступим в войну с Альгарве, – проговорил Рустолайнен, – новое направление волшебства не будет нам подспорьем, верно?
– Да, ваше высочество, – по крайней мере, сейчас, – ответила Пекка. – Оно еще может оказаться нам полезно, но я не могу сказать, как скоро это случится и насколько велика будет польза.
– Прыжок в темноту, – пробормотал Парайнен.
– Нет, ваше высочество, бросок к свету, – отозвался Сиунтио.
– Да ну? – Парайнена его слова не убедили. – Свеммель в ответ пустит под нож собственных подданных, как только эта мысль придет ему в голову. Скажете, я ошибаюсь?
Пекка не думала, что князь ошибся, – скорее опасалась, что он прав.
– Это огромная разница, ваше высочество, – ответила она тем не менее. – То, что делает человек ради самозащиты, и то, что он делает во вред ближнему, – не одно и то же. Кроме того, Мезенцио не собственных подданных приносит на алтарь – он нашел других жертв, беззащитных и безответных.
Князья обменялись вполголоса несколькими словами.
– Мы благодарим вас, магистры, сударыня, – промолвил Рустолайнен. – Если нам потребуется дальнейшая консультация, мы вас призовем.
Палату для аудиенций Пекка покидала с тяжелым сердцем. Она надеялась на большее – хотя бы на обещание большего. Однако известие о том, что семеро князей объявили войну Альгарве, обогнало ее карету на пути в «Княжество». Чародейка никогда не думала, что весть столь печальная может наполнить ее душу такой радостью.
Слухи носились по Приекуле, полные то ужаса, то гнева. Чему верить – и верить ли хоть слову, – Краста не знала. Следовало бы не обращать внимания на пустую болтовню, но как-то не получалось.
Если кто и мог знать правду, это был полковник Лурканио. Когда, отодвинув капитана Моско, Краста замерла на пороге комнаты, которую полковник сделал своим кабинетом, – входить запросто к нему она не осмеливалась, – альгарвеец оторвал взгляд от бумаг.
– Заходите, моя дорогая, – промолвил он с обычной своей чарующе жестокой улыбкой, отложив стальное перо. – Чем могу служить?
– Это правда? – осведомилась Краста решительно. – Скажи, что это неправда!
– Хорошо, дорогая, это неправда, – покорно повторил Лурканио. Краста вздохнула облегченно, но ухмылка ее рыжеволосого любовника стала шире, и полковник осведомился: – А о чем, собственно, речь?
Краста уперла руки в бока. Ярость ее разгорелась мгновенно.
– Как?! – воскликнула она. – То, о чем все говорят, конечно!
– Все говорят разное. – Лурканио пожал плечами. – Обыкновенно глупости. И почти всегда – неправду. Думаю, я не слишком рисковал, назвав неправдой тот слух, что имели в виду вы, что бы это ни было.
Он сделал вид, будто поглощен документом. Чтобы ее променяли на какие-то бумаги, даже грозный полковник Лурканио, – этого Краста стерпеть не могла.
– Тогда почему Куусамо объявило войну Альгарве? – осведомилась она резко, как бичом хлестнула.
Привлечь внимание любовника ей удалось. Лурканио снова отложил перо и пристально посмотрел на маркизу. Улыбка сошла с его лица, сменившись выражением иного рода – таким, что Краста пожалела о своей вспыльчивости. Похоже, ей удалось привлечь внимание Лурканио даже слишком хорошо.
– Расскажите-ка мне поподробнее, что именно вы имели в виду, милая моя, от кого наслушались подобных баек и где, – мягко промолвил полковник.
Голос его звучал чем тише, тем более угрожающе – в противоположность всем прочим знакомым Красте мужчинам.
– Ты прекрасно знаешь! Или должен знать!
Краста пыталась сохранить вызывающий тон, но с Лурканио это было почти невозможно. Полковник легко навязывал свою волю маркизе, как его армия полтора года назад навязала свою волю защитникам Валмиеры.