Тьма сгущается
Шрифт:
– Меня эдакую юбчонку под страхом жезла не заставишь натянуть, – заметил Дагульф.
– Чтоб мне провалиться, коли ты не прав, – отозвался Гаривальд. – Как пурга заметет, так у тебя там отмерзнет все разом. – Он примолк задумчиво. – Пожалуй, сукиным детям это на пользу пошло бы, а?
– Угу. – Дагульф скривился. – Ох и блудливый же народец под Мезенцио ходит! Готовы завалить все, что шевелится, а что не шевелится, то потрясти вначале.
– Точно, – проговорил Гаривальд. – С тех пор, как они сюда заявились,
Дагульф пожелал захватчикам нечто, отдаленно связанное с поцелуями, но не то, о чем упоминал Гаривальд, и оба крестьянина грубо расхохотались.
– Вот бы тебе песню об этом сложить, – добавил он, – такую песню, чтобы наши бабы зареклись с рыжиками по стогам валяться, вот что.
– Если тебе вправду жезл под нос сунуть, так и сам завалишься, – заметил Гаривальд. – С этим ничего не поделаешь. А вот остальные…
Он умолк на полуслове, глаза остекленели. Дагульфу пришлось подтолкнуть приятеля – иначе тот так и остался бы стоять.
– Осторожнее надо будет с такими песнями, – заметил Гаривальд.
– А то ж! – хмыкнул Дагульф. Он ткнул пальцем в сторону ковылявшего к ним через деревенскую площадь Ваддо. Земля подмерзла, и староста мог крепче опереться о палку, чем по осени, когда деревенские улочки утопали в грязи по колено. – И не одних альгарвейцев нам опасаться надобно.
– Рыжикам он нас не выдаст, – заметил Гаривальд и мудро добавил: – Я так думаю.
– Еще как выдаст, – мрачно предрек Дагульф. – Как же ему иначе к альгарвейцам подольститься? Да только нами торговать.
– Пока он ничего такого не делал, слава силам горним.
Гаривальд прекрасно знал, чем еще Ваддо мог бы порадовать солдат короля Мезенцио: если староста приведет их к зарытому в лесу хрустальному шару, они, может быть, и простят его за то, что тот спрятал колдовское орудие. Особенно если Ваддо скажет, что во всем виноват Гаривальд, который прятал хрусталик вместе с ним.
– Добре, добре, – прохрипел Ваддо, приближаясь. – Добрый сегодня день – для всех нас, уверен.
Голос его звучал вовсе не так уверенно, как прежде – до того, как альгарвейцы взяли Зоссен. Ваддо оставался старостой и преданно исполнял повеления захватчиков, но власть, которой он, мало не наместник конунга Свеммеля, обладал, рассеялась. С точки зрения солдат Мезенцио, староста был лишь вожаком стаи таких же, как он, псов – и ему доставался первый пинок.
– Доброго дня, – хором отозвались приятели.
– Наш друг, – добавил Дагульф, тыча пальцем в сторону Гаривальда, – скоро разродится новой песней.
Гаривальд мысленно пожелал соседу заткнуться.
Ваддо просиял.
– Видел я, как он в себя ушел, вот и понадеялся. С новой песней и зимние вечера быстрей пролетят.
– Постараюсь, – коротко ответил Гаривальд.
Теперь ему предстояло сочинить две песни: одну простую и одну – про деревенских девчонок, что поддаются на уговоры альгарвейских солдат. Он надеялся, что вторую Ваддо не услышит. Несмотря даже на то, что старостина дочка была достаточно молода, хоть и не так красива, чтобы привлечь внимание альгарвейцев.
– Если песня выйдет хоть вполовину так хороша, как те, что ты уже сочинил, она все равно будет лучше, чем многие, что мы годами поем, – добавил Ваддо. – В нашей родной деревне появился певец – миннезингер, я бы сказал! Кто бы мог подумать!
– Спасибо, – стеснительно пробормотал Гаривальд.
Мысль о том, что он в силах сложить песню, до сих пор приводила его в трепет.
– Это тебе спасибо! Ты делаешь Зоссену доброе имя!
Староста был необыкновенно красноречив. «Не переигрывает ли? – мелькнуло в голове у Гаривальда. – Может, усыпить бдительность хочет, а потом сдать парням Мезенцио?» Ему пришло в голову, что хрустальный шар стоит перепрятать в одному ему известное место. А то и вовсе утопить в омуте. Если бы удалось это сделать незаметно – может, и стоит.
С другой стороны, если альгарвейцы застанут его за этим занятием, то спалят на месте. Или вздернут на суку под табличкой в назидание остальным. Может, как раз этого Ваддо и добивается? Тогда накажут напугавшегося Гаривальда, а староста ни при чем выйдет… Крестьянин помотал головой, отгоняя дурацкие, тошнотворно подлые мысли.
– Неплохо будет услышать новую песню, – повторил Ваддо. – Что угодно, лишь бы о голоде не вспоминать…
– Хороший был урожай, – скорбно промолвил Дагульф. – Жалко, нам не достался.
– Рыжики… – Ваддо оглянулся торопливо – точно так же, как остальные жители Зоссена, когда не желали попадаться на глаза старосте. Ничего опасного он не заметил – в этом Гаривальд мог быть уверен, потому что оглянулся и сам, – и ограничился тяжелым вздохом и коротким: – Ну, что поделаешь…
– Сущая саранча, – буркнул Дагульф.
Гаривальд исхитрился наступить ему на ногу; приятель что-то распустил язык.
Ваддо опасливо кивнул. Гариваль все равно ему не доверял. Староста любого мог выдать альгарвейцам.
Разделавшись, как мог скорее, с пустым разговором, какого требовала вежливость, Гаривальд вернулся к себе в избу.
– Пойду в лес опять, – бросил он Анноре. – Если повезет, хоть вязанку дров приволоку домой, а не только рыжикам.
– Хорошо бы, – вздохнула жена. – А если сумеешь белку камнем подбить или кролика оглоушить – еще лучше.
– Если повезет, – повторил Гаривальд. – Вот только ежели бы мне всегда везло, на сто миль от Зоссена ни единого альгарвейца не осталось бы.