Тьма уже внутри
Шрифт:
И что же? Ни тебе издевок, ни намеков на отсутствие храбрости? Он что, идеален?
Лучась от счастья и благодарности, одним прыжком перебравшись на диван, я взбила подушку и замоталась в одеяло, устраиваясь поудобнее. Ян уже вновь с серьезным, умным видом уставился в экран, скоро перебирая пальцами по клавиатуре.
— И что ты там делаешь? — тихонько спросила я, когда любопытство достигло апогея.
— Работку одну, — не отрываясь, пробормотал Бранов.
— Фрилансишь на досуге?
— Приходится.
Я замолчала, прикрыв глаза. Мерное щелканье клавиш на удивление убаюкивало, а, быть может, присутствие в комнате Яна действовало так умиротворяюще? Может, наши ауры чудесным образом взаимодействуют и оттого так хорошо? Неизвестно. Но я наконец зевнула и расслабилась, засунув обе руки под прохладную подушку.
Занятая странноватыми размышлениями о радиусе среднестатистической человечьей ауры, последнее, что запомнила, как невнятно спросила у Яна, вернулись ли к нему привычные чувства и ощущения.
— А разве не заметно? — как-то особенно звучно клацнул он по клавиатуре.
— Совсем незаметно, — пробормотала я, не открывая глаз. — Сложно понять, о чем ты думаешь и что чувствуешь на самом деле.
На мгновение всё стихло. Или же это сон окончательно завладел мной? Поэтому, будучи явно не в себе, на Брановское: «Нет, Мика. В норму я еще не пришел», я ответила только:
— И я еще не пришла.
А перевалившись на другой бок и зарывшись в одеяло по самые уши, не помня себя, добавила:
— Пусть так и остается. Мне нравится.
Глава 9. Фэйл
Проснулась я с первыми Брановскими шагами. Аспирант с раннего утра бродил на цыпочках туда-сюда. Затем гремел в кухне посудой, шумел водой и, кажется, всеми электроприборами, что есть в доме, кроме пылесоса.
Вот она, мифическая утренняя активность, достойная восхищения! И как он это делает? Не спал ведь всю ночь.
Зевая, я поплелась в ванную приводить себя в порядок. Хорошо хоть аура больше сюрпризов не подкидывала, и, судя по всему, вернулась в привычное для меня состояние.
— Разбудил? — едва я вошла в кухню и плюхнулась на стул, заволновался Ян.
— Нет, что ты. Я всегда встаю с первыми лучами солнца.
За окном, к слову, властвовала беспробудная зимняя ночь. Судя по едва слышным завываниям ветра в вентиляционной колонне, вьюжит. И причем нехило.
Почему-то в такие моменты, утром, частенько нападает грусть. Словно вся тяжесть бытия разом обрушивается на меня, силой выдавливая меланхоличного философа. И как только приходит черед рассуждений о замкнутости жизни современного человека на двух фазах: работа-дом и дом-работа, Оксана стонет и включает любую радиостанцию с попсовыми песенками. Стыдно признаться, но меня обычно отпускает.
Правда сегодня, глядя на непривычно домашнего аспиранта, суетящегося у плиты, сплина как не бывало. А так как Ян почти все время стоял ко мне спиной, у меня была возможность безотрывно наблюдать за каждым его движением и шагом.
Вот он ловко вливает заготовку для омлета на сковороду, вот солит готовое блюдо, зачем-то поднимая руку очень высоко, практически на уровень глаз.
— Я списался с Мартой, — водрузив наконец сковородку с яичницей посреди стола и сунув мне под нос тарелку с вилкой, уселся Бранов напротив. — О влиянии Хаоса на Создателя она ничего не знает, но попытается что-нибудь раскопать. Но есть и хорошие новости, — добавил он, видя мою помрачневшую физиономию. — Чтобы максимально обезопаситься от возможного нападения Хаоса, тебе нужно научиться его слышать.
Поддев пару недомешанных, расплывшихся желтков, я перетянула их на свою тарелку. Ну вот, утро перестает быть томным.
— А разве я не слышу?
— Слышишь, — набив рот, глухо проговорил Ян. — Но вполуха.
— Будь моя воля, я бы ни в одно ухо не слышала.
— Не сомневаюсь, — кивнул на кипящий чайник он, намекая, что уж кофе-то себе мне придется налить самой. — Но твое слышание довольно слабо, потому что раскрылось совсем недавно. На примере Марты могу сказать, что порой, с годами, дар крепнет, и необходимость в обучении отпадает.
— Но у нас нет времени ждать годы! — управившись с приготовлением напитка для себя и Бранова, уминающего вторую порцию омлета, я взволнованно сжала кулаки.
— Вот и я о том же. Поэтому лучше подстраховаться и сделать все возможное сейчас. Согласна?
Я кивнула. Раз уж надо, так надо. Буду учиться.
— Но только как? Сомневаюсь, что в мире где-то есть конспект лекций по «Слышанию для чайников».
Ян распрямился, нарочно строя обиженную физиономию.
— Кажется, я обещал быть твоим сэнсэем, — насмешливо склонив голову, сложил он ладони перед собой. — Что ж, время пришло, моя ученица. Отныне обращайся ко мне не иначе, как Бранов-сан.
Ага. Может, тогда сразу господином величать?
— А ты разве знаешь, как научиться слышать? — с сомнением поглядела я на аспиранта.
Ян задрал подбородок, старательно демонстрируя оскорбленность.
Едва смех сдерживая, я попыталась исправиться, сказав как можно серьезнее.
— Прошу прощения, Бранов-сан. Неужели вы обладаете древним знанием яснослышания? Поверить не могу!
Аспирант, не выходя из образа, учтиво склонил голову.
— Конечно. Иначе, какой же из меня учитель? — взмахнул он вилкой, словно волшебной палочкой. — Будешь слушать меня и когда-нибудь сумеешь превзойти своего учителя.
Смотреть на его серьезнейшее темноглазое лицо было выше моих сил, и я не выдержала. Расхохоталась, повалившись на руки. Ян тоже смеялся, то и дело пофыркивая, словно ёж. Оттого, уже едва успокоившись, я вновь зашлась в смеховом припадке.
— Не ошпарься, хохотунья, — отодвинул Бранов мою кружку с дымящимся кофе подальше. На всякий случай.
***
Пока добирались по утренним пробкам до института, решили, что развивать мое слышание начнем не раньше выходных.