Тьма уже внутри
Шрифт:
Бранов уселся на лавку и принялся не спеша цедить питье из бутылки. Я же на обледенелые деревяшки присесть так и не решилась.
— Что это? — ткнула пальцем в бутыль. — И зачем вообще? Кто такие Слышащие? Почему меня та странная девица назвала Слышащей? Это потому, что я говорила с этим, как его…
— Хаосом, — подсказал аспирант, снова прильнув к горлышку. Допив, закрутил крышку и сунул бутыль в покосившуюся, давненько не чищенную урну.
— Да кем угодно! Что это за тварь была? Что вообще происходит?
— Ты правда с ним говорила? — нагло игнорируя все вопросы, поднял наконец голову Бранов.
Хорошо, что фонарей было немного. Неловко было бы смотреть ему в глаза. Сразу вспоминается… всякое.
— Не знаю, — мотнула головой. — Сложно сказать, кто с кем разговаривал, но чей-то голос я определенно слышала. А может и не один.
Я напряглась, силясь вспомнить, но осознание реальности всего произошедшего медленно ускользало. Будто холод отрезвил сознание.
— Значит, это правда, — будто вновь ослабев, опустил голову Ян. — Ты слышишь Хаос.
— И что мне делать-то с этим? — едва не сорвалась я на крик, видя, что Бранова снова накрывает волной оцепенения. — Что вообще происходит? Какого черта творится? Почему Мишка и его отец оказались в моей книжке?
— Сколько вопросов, — простонал аспирант, утирая лоб.
— Вы препод, — требовательно сложила я руки на груди. — Ваша задача отвечать на вопросы и просвещать. Давайте, я как никогда в жизни готова просвещаться.
— Мика, пожалуйста, помолчи.
Я замолкла, гневно раздувая ноздри. Еще немного и меня от негодования разорвет, но Бранова, казалось, это совсем не тревожило. Он вообще, судя во всему собрался вздремнуть прямо здесь, на холодной лавке. Я расцепила руки, засунув их в карманы.
Что бы там в материи не было, ему теперь явно худо. Какие уж тут вопросы.
— Поднимайтесь, — решительно ухватила я его под руку. — Вам в тепло надо. Где ваша шапка? Глупо зимой ходить без шапки. Как же так, взрослый ведь человек!
Аспирант словно проснулся и послушно отклеился от лавки.
— Я же на машине… всегда.
— На машине, — пробубнила я, оглядываясь. — Куда идти-то теперь? Я в этой части города ни разу не была.
— Туда, — аспирант ткнул пальцем в сторону болтающегося на ветру фонаря. — Через дворы на остановку выйдем.
Мы побрели по полутемным подворотням. Переполненные мусорные баки, покрывшиеся высокими скользкими буграми дорожки, — все в лучших традициях фильмов ужасов. Одно хорошо, похоже то питье, чем бы оно ни было, возымело действие. Аспирант словно ожил и двигался теперь охотнее, бодрее.
Правда расспрашивать, куда же мы отправимся от остановки, я так и не решалась. Равно как и заикнуться, что денег, чтобы добраться до общежития, у меня нет. Стыдно быть попрошайкой.
Тесно застроенный квартал наконец сменился просторным пустырем, за которым вновь тянулась вереница старых панельных пятиэтажек с грустными слепыми окнами. Только кое-где горели огоньки. Хорошо кому-то. Сидят, чай на кухне пьют в тепле. Я поежилась, в сотый раз пожалев, что снова забыла перчатки.
Интересно, который час, и как я завтра на пары пойду? А аспирант?
Я скосилась на Бранова.
— Ян Викторович, вы хоть что-нибудь мне объясните? Хоть когда-нибудь.
Бранов остановился, хохлясь замерзшим воробьем.
— Что ты хочешь знать?
Я подняла глаза. Аспирант смотрел прямо. Неужто момент истины настал? Я даже растерялась, не зная, с чего допрос начать.
— Какой сегодня день недели хоть?
— Тот же, что и был до перемещения, — охотно ответил он. — Воскресенье. Думаю, сейчас чуть за полночь.
Я обрадованно застонала. Сама пропустить пару учебных дней вполне могла бы, а вот Оксана такого ужаса точно не пережила бы. Для нее в материю проще будет смотаться еще разок, чем прогулять.
— Хорошо. А что такое этот Хаос вообще? Почему он нападает на людей?
Бранов снова пришел в движение. Похоже, окончательно пришел в себя и теперь старательно подбирал слова.
— Это до завтра может подождать?
— Не может, — насупилась я.
— Ладно, — покорно кивнул аспирант. — Ты задумывалась когда-нибудь о существовании иных измерений, Мика?
— Ян Викторыч, — с осуждением протянула я. — Я же серьезно спрашиваю.
— А я вполне серьезно отвечаю, — усмехнулся Бранов.
Ну да, как же. Невыносимый человек! Сколько можно измываться? Я едва хотела высказать все, что накипело, как яркий свет ослепил. Будто маленькое солнце возникло ниоткуда и, вращаясь, разрасталось, образуя дыру прямо над снежными гладкими наносами.
Несвойственный для зимы горячий ветер ударил в лицо. Хлебнув воздуха, я закашлялась.
— Песок, — зажмурилась, спасая глаза от пыли. — Песок на зубах!
— Песок? — развернулся Бранов, вглядываясь в вихрь и прикрывая ладонью лицо.
Снег и правда чудесным образом вращался и кружился, переплетаясь с песчинками и превращаясь в липкие грязные комья. Жар понемногу стихал, а круговерть унималась. Сияние угасало, сузившись до крохотной точки и, сверкнув, исчезло.
— Что это? — во все глаза глядела я на копошащиеся в грязных подтаявших навалах клубки шерсти.
Один из клубков наконец обрел свободу. Выпуская столбы пара, острая морда вынырнула на поверхность. Ее корежило, и пасть неестественно раскрывалась, чуть отъезжая в сторону. Кем бы ни было это существо, похоже, костей у него, равно как и суставов, отродясь не наблюдалось.
Вынырнувшая следом за мордой из грязи лапа, извернувшаяся на сто восемьдесят градусов, это только подтверждала.
— Что это за твари?
Бранов выставил руку, преграждая путь, но это и не требовалось. Все было как во сне, а во сне, как водится, чуя опасность, тело немеет, и ноги ни в какую шевелиться не хотят.
Еще пара вымокших и стремительно покрывающихся ледяной коркой существ показалась из снега. Они были куда неказистее, чем первый. Словно тот, кто их создавал, устал и слепил их наотмашь.