Тьма в бутылке
Шрифт:
Исабель указала на мотыгу, так и лежащую у Рахили на плече. Рахиль кивнула. На то, чтобы сбить замок, ушло не более пяти секунд.
Обе женщины чуть не задохнулись, как только ворота распахнулись.
Прямо перед ними стоял фургон. Голубой «Пежо Партнер» с абсолютно верно оформленными регистрационными номерами.
Рахиль принялась тихо молиться.
— О, не допусти, чтобы в этой машине лежали мои мертвые дети, милостивая Богоматерь! Не допусти, чтобы они были там! Не допусти!
Исабель совершенно не сомневалась — хищник улетел со своей жертвой в когтях. Она
Затем она дотронулась до крышки радиатора. Еще теплый. Почти горячий.
После чего она вышла во двор и принялась вглядываться сквозь деревья в дорогу, на обочине которой выворачивало Рахиль. Либо он уехал этим путем, либо направился вниз к воде. В любом случае в данный момент он находился совсем близко.
Они опоздали. На всего ничего.
Рахиль задрожала. Все мысли, которые она перемалывала на протяжении их долгой дороги, все страдания, которые не выразить словами, вся боль, выразившаяся в чертах ее лица и движениях тела, — все это сконцентрировалось в едином крике, заставившем голубей взмыть в воздух на трепещущих крыльях и скрыться в кустарнике, огораживающем двор. Когда крик смолк, из ее носа текло ручьем, а уголки рта побелели от пены. Она осознала, что их единственный козырь побит.
Похитителя не оказалось по имеющемуся у них адресу. Дети не нашлись. Несмотря на все мольбы.
Исабель тихо кивнула ей. Ужасно.
— Рахиль, мне очень жаль об этом говорить, но мне кажется, я видела его автомобиль, пока тебя рвало, — осторожно сказала она. — «Мерседес». Черный. Один из сотен миллионов.
Долгое время они стояли молча, и свет на небе постепенно начал блекнуть.
Что теперь?
— Вы с Йошуа не должны отдавать ему деньги, — наконец прервала молчание Исабель. — Вы не должны разрешать ему диктовать условия. Нам нужно выиграть время.
Рахиль посмотрела на Исабель так, словно та была грешницей, плюющей на все, во что она верила и что почитала.
— Выиграть время? Я не знаю, о чем ты говоришь, и даже не уверена, что хочу знать.
Рахиль взглянула на часы. Они подумали об одном и том же.
Скоро Йошуа сядет на поезд в Виборге с мешком, набитым купюрами, и в глазах Рахили это было единственно возможное развитие событий. Деньги будут переданы, и дети будут освобождены. Миллион — это много, но они как-нибудь справятся. Несмотря ни на что. И пускай Исабель не ставит палки в колеса этого механизма. Рахиль обозначила эту позицию со всей очевидностью.
Исабель вздохнула.
— Послушайте, Рахиль. Мы обе с ним встречались, и он самый жуткий человек, с которым только можно иметь дело. Подумайте о том, как он обманул нас обеих. О том, что все его слова и фразы были настолько далеки от истины, насколько только можно себе представить. — Она взяла Рахиль за руки. — Вашу веру и мою детскую очарованность он использовал как орудия. Обнаружил именно те сферы, где мы наиболее уязвимы. Обманул наши самые сокровенные чувства. А мы поверили ему. Понимаете? Мы доверились ему, а он обманывал, да? Вы не можете этого отрицать. Знаете,
Естественно, Рахиль знала, она не была глупой. Однако ей не нужна была катастрофа. Она не стремилась сокрушить в пыль свою слепую веру, Исабель видела это. А потому Рахили пришлось проникнуть в такие глубины, откуда вели свое происхождение все первобытные инстинкты, чтобы обрести свободный полет мысли и полностью отмести земные аргументы и понятия. Жуткое путешествие к познанию. И Исабель проделала его вместе с ней.
Когда Рахиль вновь открыла глаза, было ясно — теперь она поняла, насколько близко к пропасти стоит. Что ее детей, возможно, уже нет среди живых. Что так и обстояло дело с самого начала.
Сделав глубокий вдох, она хлопнула Исабель по рукам, выразив так свою готовность.
— Что ты придумала?
— Мы сделаем так, как он просил, — ответила Исабель. — Когда замигает стробоскоп, мы сбросим с поезда мешок, как нам и было приказано, только без денег. И когда он подберет и откроет его, то обнаружит там вещи из этого дома, что послужит доказательством нашего визита.
Она наклонилась, подняла с земли амбарный замок и фонарь и взвесила на руке.
— Мы положим в мешок два этих предмета и кое-что из его одежды, а еще записку, в которой оповестим его о том, что напали на его след. О том, что мы знаем о его убежище, что нам известно имя, под которым он действует, и мы держим это место под наблюдением. Что мы готовимся напасть на него; вопрос только в том, сколько нам понадобится времени. Мы напишем, что он получит свои деньги, однако пусть подумает над тем, как гарантировать нам получение детей взамен. До этого — никакого выкупа. Нам нужно оказать на него давление, иначе диктовать станет он.
Взгляд Рахили опустился.
— Исабель, — сказала она, — мы с тобой находимся в Северной Зеландии, держа в руках замок и ворох его одежды, ты еще не забыла? Мы не успеем к отправлению поезда из Виборга. Нас не окажется в поезде на перегоне между Оденсе и Роскиле, когда он включит свой стробоскоп. — Затем она посмотрела на Исабель в упор и буквально прокричала ей в уши все свое разочарование: — Как мы выбросим ему этот несчастный мешок? КАК?
Исабель взяла ее за руку. Рука оказалась ледяной.
— Рахиль, — спокойно сказала она. — Мы успеем. Сейчас отправимся в Оденсе и встретимся с Йошуа на перроне. У нас море времени.
В следующий момент Исабель увидела Рахиль, которую она еще не знала. Это была не мать, потерявшая детей, и не крестьянка, живущая в Доллеруп Баккер. В ней не осталось ничего провинциального, ничего заурядного. Она стала иной. И с такой Рахилью Исабель была не знакома.
— Вы не думали, почему он хочет, чтобы мы совершили пересадку именно в Оденсе? — спросила Рахиль. — Ведь существует масса других вариантов, правда? Я уверена — потому что за нами следят. Кто-то поставлен на станции в Виборге, и еще кто-то — в Оденсе. — Затем этот странный взгляд исчез. Рахиль обратила его внутрь. Она была в состоянии задавать вопросы, но не в состоянии сразу же принять ответ на них.