Тьма внешняя
Шрифт:
Могущество обитателей Мидра росло, и в свой срок Первоначальные сменились Зиждителями. О них тоже известно очень мало, хотя и больше, чем о тех, кого они сменили.
Известно, что они поклонялись множеству богов, но даже имена большинства из них забыты ныне безвозвратно, чтили Предтечу и очень любили вспоминать о мирах, где жили прежде, записывая то, что знали о них в книги и на магические кристаллы – почти ничего из этих записей не дошло до нас. Но именно Зиждители открыли Сому, хотя не сумели осознать ее происхождение и источник и в полной мере оценить значение и смысл своего открытия, но поняли, что именно она – основа существования Мидра.
Зиждители не были единой цивилизацией, то была длинная их цепь, где последующие принимали знания и дух предыдущих. Не все из них ведомы нам хотя бы
Прошли тысячи, десятки тысяч солнечных лет, прежде чем наступило время, когда наш Мидр обрел, наконец, устойчивость. Не раз и не два хаос возвращал себе утраченное, оставляя людям только маленькие островки бытия, но настал день, и он был повержен, как казалось, навечно. С этого дня начинается отчет существования Первого Поколения. Люди этой цивилизации именовали себя иначе, и в переводе с древнего языка слово это означало – Достигшие. Имя это взяли они себе потому что как им казалось, достигли высшего могущества, и время их будет длиться вечно.
От их долгой наполненной великими деяниями жизни осталось очень немного. Можно было бы рассказать о миллиардах людей, населявших тогда Мидр, об огромных городах и чудесных дворцах, о ныне забытых именах великих мудрецов, философов и творцов. Были среди них создатели снов не просто равных, но превосходящих по своей реальности и волшебной глубине жизнь, и иллюзий, от жизни неотличимых. Были музыканты, создававшие музыку, с которой может соперничать только великая музыка мироздания. Были творцы высших гармоний, для которых нет слов в нынешнем языке, и знатоки иных, ныне неведомых нам искусств.
Но труден был бы рассказ о жизни этого Поколения, потому что слишком сильно отличалась она от той, что живем мы, и невозможно даже самому стойкому не опечалиться судьбою его, ибо невыразимо прекрасен был созданный ими мир. Быть может, именно поэтому ждал его столь страшный конец, быть может, не напрасно говорят в тысячах и тысячах миров о том, что боги завистливы и ревнивы? Ведь слишком мало мы знаем о законах, что правят Вселенной…
Как было сказано, они именовали себя Достигшими – в знак того, что нет ничего на Мидре, что им было неподвластно. Они уверовали, что труд и борьба навечно остались в прошлом, и отныне вся их жизнь будет бесконечным великим праздником. Но настал день, день названный потом Днем Света Смерти. Внезапно взорвалась ближайшая к Мидру звезда, и смертоносные лучи обрушились с небес, выжигая все живое… И среди бесчисленного множества того, что умело Первое Поколение, не нашлось ничего, что могло бы спасти им жизнь…
Минуло лишь несколько дней, а девять десятых жителей Мидра было уже мертво и, как говорят хроники, едва ли не больше, чем убийственное излучение, губило их сознание собственного бессилия перед надвигающимся концом. И тогда пришло новое бедствие, окончательно уничтожившее даже тень надежды на спасение еще остававшихся в живых и самой цивилизации Достигших.
Основой могущества их были некие магические талисманы, кристаллы, выраженные великим искусством, плод высочайшего ума и мастерства, которые снабжали их Сомой, неведомым ныне способом извлекая ее из косной материи других вселенных. И вот, под воздействием неведомых ли излучений сверхновой, или же из-за тщетных попыток немногих уцелевших Достигших остановить катастрофу, все они взорвались, высвободив накопленную Сому, прокатившуюся всесокрушающей волной по лику планеты…
С исчезновением Достигших Мидр вновь погрузился в первичный хаос как до появления Самого Первого с той лишь разницей, что люди и животные являлись сюда, чтобы в мучениях погибнуть, поражаемые радиацией раньше, чем вечно меняющаяся материя поглотит их. И только огненный глаз принесшей Мидру гибель звезды ночью и днем смотрел с небес на пустынные пространства…
Но в двух подземных городах – в пещерах Багряных гор и на острове Дйоори в Южном Океане – продолжали бороться последние уцелевшие. Каменная толща укрыла их от радиации, а от пагубных изменений мироздания защитили огромные запасы Сомы, бывшие в их распоряжении. Триста солнечных лет минуло, пока угасли смертоносные лучи, а звезда обратилась в туманность, которой вышедшие на поверхность дали имя – Туманность Скорби. Вновь потянулись года наполненные борьбой со стихиями, повелевавшими материей Мира, перед которыми было бессильно даже всемогущее время, пожираемое ими. Прежде всего люди попытались воссоздать магические кристаллы, питавшие Сомой прежний Мидр. Но все их усилия оказались тщетными – выращенные заново, они не работали. Были тому причиной некие не видимые глазу изменения, происшедшие во Вселенной после катастрофы, погубившей Достигших а, быть может, просто вместе с ними погибло и необходимое для этого умение, так и остается неизвестным по сию пору.
Однако три сотни лет заточения не прошли даром, и люди, давшие начало Второму, ныне живущему, поколению, открыли в своих исканиях неисчерпаемый источник Сомы, ибо каждый человек в иных мирах носит в себе частицу ее, освобождаемую смертью его тела. Кто впервые обнаружил это и кто впервые пробил каналы, по которым Сома потекла в Мидр – имена их сокрыты, ибо уже в то время соблюдался хранимый поныне обычай – великое деяние считается совершённым всем Поколением, а не одним человеком. Но разве важны имена? Важно ли какое имя носил Самый Первый? Важно лишь то, что он был и дал начало нашему миру.
…Эпоха Второго Поколения – того, к которому принадлежите и вы, читающие эти строки, длится еще очень недолго в сравнении с веками Предтеч и Зиждителей, с тысячами циклов Первого Поколения, с временами других, которые, может быть, жили здесь.
Но она продлится вечно, пока пребудет мироздание, если мы, принадлежащие к нему, будем помнить прошлое и будем готовы во всеоружии встретить неведомое будущее.
Будем же мудрее тех, кто был до нас, ибо за нами – и их мудрость…
…Имя мое Катарина. Это все, что я знаю о себе достоверно. Да, я помню многое. Помню маленькую девчонку, выпрашивающую корку хлеба у дверей грязной харчевни. Помню ту же девчонку немного постарше, бессильно распростертую под довольно хрюкающим двуногим скотом. Помню ее же, уже молодую женщину, ворующую, убивающую, спавшую ради денег с мужчинами и женщинами… Но она – не я. Я когда-то была ею. Была. Очень давно. Или не была?
Быть может я – дух из неведомых сфер бытия, за какие-то прегрешения низвергнутый на 3емлю и вошедший в тело Катарины Безродной; дух, у которого в наказание отняли память о прежней жизни? Тогда понятно это преследующее меня чувство, что где-то там, далеко, осталась часть меня, и эти удивительные видения тоже… И еще какие-то другие воспоминания, похожие на давний, почти позабытый сон…
Глава 1
Серые волны били в выложенные из каменных обломков причалы, захлестывали пропитанные солью деревянные настилы, тяжело раскачивали пришвартованные корабли. Пожалуй, никогда со времен основания гавань Осло не видела такого их числа. Широкие кряжистые когги ганзейских городов, круглые и низкобортные суда, пришедшие из Англии и Ирландии, французские нефы, датские и шведские кнорры, изящные, с лебедиными носами, и высокой, подобной башне, кормой, словно вышедшие из-под рук краснодеревщика, генуэзские, пизанские, венецианские. Среди этого скопища взгляд кардинала выделил вернувшиеся несколько дней назад корабли принца Хокона. Ему все же удалось задуманное.. Джованни дель Мори, кардинал курии (бывшей курии – грустно уточнил он про себя), легат его святейшества в германских диоцезах, отошел от раскрытого окна, вернувшись к заваленному бумагами столу. Сверху лежала очередная просьба рассудить спор между духовными лицами. В Осло на сорок с небольшим тысяч христианских душ два кардинала, два архиепископа, пять епископов… одних аббатов три десятка…В просторной комнате небольшого особняка, ставшего последним из многих его временных жилищ, кардинал был один. Его секретарь Франческо опять захворал: он никак не мог привыкнуть к здешнему климату. Дель Мори опустился в кресло, отодвинув бумаги; расстелил перед собой карту Европы. Тяжело вздохнув, он принялся размышлять о превратностях судьбы.