Тьма. Испытание Злом
Шрифт:
Как ни странно, но то, что в землях Тьмы чудовища не боялись солнца и охотиться могли круглые сутки, имело свою положительную сторону. Ночь была опасна, но не страшнее дня и вроде бы даже мирной казалась, особенно в сравнении со страшными атаками тварей на спящие города Запада.
— А говорили: «Тьма! Тьма!» — удивлялся вслух Кальпурций. — Ничего особенного! Здесь даже спокойнее, чем у нас… в смысле у вас! — Родную Силонию он в виду не имел. — По крайней мере по ночам спать можно!
— Это называется «глубокие тылы противника», — пояснил ланцтрегер фон Раух. — Вспомни наш разговор об утках. И потом, может быть, здесь и спокойно, но жизни-то нет! Истреблена под корень!
Да,
Возле брода через широкую реку со странной маслянисто-черной водой встретился зойг, очень заморенный и вялый — видно, нынешних обитателей степи его слезы и мольбы не умиляли. Не попалась в ловушку и Гедвиг Нахтигаль. Хоть и принадлежала она, по определению гамрского привратника, к «бабьему населению», но зло почуяла сразу, на то и была ведьмой. Не почуял опасности боевой маг Легивар, кинулся спасать дитятко. Йорген фон Раух потом долго мстительно хихикал, наблюдая эффектный фонарь под глазом друга Тиилла.
За что и воздали ему Девы Небесные по заслугам — не потешайся над чужой бедой! На переправе высунулась из черной воды костлявая рука, ухватила за ногу и потащила вглубь. Ногу спасти удалось. Сапог — нет, канул в пучине. Думаете, смешно? А попробуйте сами отыскать замену посреди мертвой, не первый год как обезлюдевшей степи!
— Не представляю, как теперь быть! Просто не представляю! — сокрушался разутый на одну ногу ланцтрегер, шевеля мокрыми пальцами. — Придется ходить по миру голым и босым. Как сиротка Эвелина!
Существовал в западном фольклоре такой известный персонаж: девушка редкой красоты, но бедная настолько, что «ходила в мешковине, по снегу босиком». Впрочем, дальнейшая судьба сиротки сложилась совсем неплохо: проезжий король опознал в ней родную дочь, похищенную злодеями из колыбели, забрал с паперти во дворец, «одел в парчу лиловую и в золото обул» (что для нас особенно интересно!), а под конец удачно выдал замуж за прекрасного принца. Но Йорген фон Раух на такую завидную перемену в жизни, сами понимаете, не рассчитывал и возместить потерю мог единственным способом: найти подходящий труп и забрать его обувь себе. А до тех пор вынужден был ковылять по колкой траве, кое-как обмотав ногу рогожей, снятой с жезла.
Конечно, ему было неудобно. Однако и нестерпимых мук он, положа руку на сердце, тоже не испытывал. Но такой уж странный характер был у Йоргена фон Рауха, что страдания настоящие он ото всех скрывал, терпел до последнего, пока попросту не сваливался. Зато из-за какой-нибудь ерунды мог целую трагедию разыграть — развлекался он таким образом. Вот и на этот раз шел и хныкал, жалуясь на горькую свою участь, а Гедвиг с Кальпурцием его утешали и уговаривали потерпеть.
Добился того, что благородный силониец, проникнувшись состраданием, предложил ему собственную обувь. И тут Йоргену вдруг резко полегчало: «Должно быть, я привык!»
Но привычка привычкой, а воевать со Злом в сапогах сподручнее. Затем они
— Чудесный город! Просто превосходный! — радовался Йорген, примеряя одну пару за другой: как известно, проблема выбора — одна из самых сложных проблем. — Мечта, а не город!
И неважно, что в этом превосходном городе их несколько минут назад едва не сожрал здоровенный серый паук, особенно отвратительный тем, что вместо специфической головы со жвалами, причитающейся любому уважающему себя членистоногому, он имел печальное человеческое лицо. Зато, спасаясь от него, они залетели ни много ни мало в сапожную мастерскую! Да еще какую! Не бедняцкие опорки тачали здесь, а великолепные, изящно кроенные сапоги, такие, что и королю впору! Судя по слою пыли, запорошившей все вокруг, жизнь в городе прервалась много лет назад, но тонко выделанная кожа совершенно не пострадала от времени, оставалась гибкой и мягкой — бери и носи! Правда, большая часть непроданного товара имела непомерно длинные носы и множество излишеств в виде серебряных пряжек и бантов на подъемах — видно, мода времен короля Густава в здешних краях еще не успела отжить свое. Но отыскался и десяток-другой современных тупоносых пар, одна лучше другой, так что у Йоргена буквально глаза разбежались. Прежде он был совершенно равнодушен к собственному гардеробу: что выдавалось на службе, в том и ходил, пока Дитмар не брал его за шиворот и не вел к своему портному, потому что неприлично являться в солдатской куртке ко двору. Но вот хлебнул горя — и отношение изменилось. Увлекся обувным вопросом! Перемерил все подряд, и все пришлось впору, ну или почти впору. Как быть, на чем остановиться?
— Бери несколько, мало ли что, — посоветовала практичная Гедвиг. — Надо всем взять по паре про запас.
Взяли. Но не все. Черный Легивар отказался «мародерствовать». Ведьма посмотрела на него как на глупенького, но спорить не стала, зато Йорген что подумал, то и высказал прямо: «Ну и дурак! Просто ты давно босиком не ходил». Бакалавр болезненно вздрогнул. Привыкнуть к простоте нравов северян он еще не успел.
— …Ну что, уходим наконец? — нетерпеливо осведомился ланцтрегер, закидывая за спину мешок. — Можно подумать, вы здесь жить собрались!
Гедвиг даже ахнула от такого нахальства:
— Нет, вы только послушайте его! А кто дольше всех возился с примеркой?! Да я на свой первый бал в семинарии собиралась быстрее, честное слово!
Ланцтрегер фон Раух счел замечание некорректным.
— Эх! Сравнила бал с дальним и опасным походом! На бал я собираюсь вообще мгновенно. Чего там — куртку сменил, и вперед.
— К твоему сведению, дамы перед балом сменой куртки отнюдь не ограничиваются, — заметила ведьма холодно и, развернувшись, направилась к выходу. Шагнула за порог… но, взвизгнув, отскочила назад и с треском захлопнула дверь.
Потому что за порогом сидел паук. Про него успели позабыть в пылу обувных страстей, а он ждал.
— Прикончить его пора, в конце концов! — рассердился Кальпурций Тиилл, он и обычных-то пауков с детства терпеть не мог за их безобразный облик и хищный нрав, а колдовских — тем более.
— Ох, даже не знаю, — вдруг засомневался Йорген. — У него такое скорбное лицо!.. Хорошо-хорошо! Молчу! Только не бейте! — Это друг Тиилл, потеряв терпение, замахнулся на него сапогом.
Надо заметить, скорбноликий паук оказался тварью трусливой. Пустился наутек, как только сообразил, что из охотника превратился в жертву. Почему они, вопреки обыкновению, стали его преследовать? Трудно сказать. Должно быть, вошли в азарт.