Тьма
Шрифт:
— Верно. И никакой Моники нет на свете. Она просто сон. Я знаю, что я здесь. С тобой.
Она смягчилась.
— Может быть, твои сны очень интересная штука. Но мне не очень по душе мысль о том, что тебе снится другая, когда ты обнимаешь меня. Понимаешь?
— Конечно, понимаю.
Рашель, казалось, все еще терзалась сомнениями.
— Ты там, значит, мир спасаешь… Чем-то еще занимаешься?
— Ну… Я писатель, кажется. Но не слишком хороший.
— Рассказчик! Ты рассказчик! Может быть, потому тебе и сны снятся.
Может быть, она недалека от истины. Скорее всего, так оно и есть.
— Может быть, ты и права. Что говорит Танис?
— Что вы с ним отлично поладите и справитесь с экспедицией в черные леса. Что твоя информация из древней истории поможет в этом походе. Мне кажется, что это разыгралась не на шутку его фантазия рассказчика, но он полон воодушевления.
Том встревожился. Очевидно, увещевания Микала на Таниса действия не возымели.
— Он что, и в самом деле так сказал?
— Да. Я еле отделалась от него. Когда он узнал — Микал сказал нам, — что ты спишь на берегу, он тоже хотел сюда направиться. Говорил, что хочет поделиться с тобой кое-какими соображениями.
Том решил про себя, что следует остерегаться встреч с Танисом, пока он не обдумает сложившуюся ситуацию.
— Я рад, что ты пришла одна.
— Я тоже.
— И постараюсь больше не видеть снов.
— Хорошо… Или лучше во сне ты будешь видеть меня.
Сбор устранил из сознания Тома все страхи и сомнения. Они пошли по тропе, ведущей к озеру, пройдя вторую половину четвертьчасового пути в полном молчании. Том вышел на белый песок в правой части пляжа, бесстрастно отметив про себя, что кровавое пятно с песка исчезло.
На его короткой памяти это был первый Сбор, в котором он принимал участие.
Теплая дымка от водопада уже окутала всех собравшихся. Люди расселись, разлеглись на песке, распростерлись, вытянув руки в сторону падающей воды.
Том упал на колени, ощущая биение сердца. Долго, долго, очень долго… Влага водопада коснулась его лица, зрение взорвалось красным огненным шаром, он вдохнул туман полной грудью.
Элион!
Влага щекотала язык, рот освежала какая-то сладкая вишня. Он сглотнул. Обоняние услаждал аромат цветущей гардении.
Мягко и нежно вода Элиона овладела им… Осторожно, чтобы не травмировать разум, но уверенно и решительно.
Красный огненный шар столь же внезапно расплавился в голубую реку, затопившую основание черепа, нашедшую путь вниз по позвоночнику, лаская каждый нерв. Наслаждение разлилось по конечностям Тома. Он упал на живот, тело его трепетало.
Элион…
Грохот водопада усилился, влажная взвесь осела на спину его распростертого тела. Разум его поддался силе Создателя, внимал ему, проявляющему себя в формах, цветах,
И вот первый тон проник в уши, коснулся разума. Звук низкий, ниже, чем рев миллиона тонн жидкого горючего, полыхающего в сопле ракеты. Затем звук подпрыгнул на октаву, окреп, принялся плести мелодию в мозгу. Музыка без слов, мелодия сначала одна, простая, затем в нее вплелась вторая, гармонично сочетающаяся с первой. Первая ласкала слух, вторая смеялась. Возникшая затем третья повизгивала от удовольствия. Затем добавились четвертая, пятая, еще, еще — сотня мелодий наслаивалась, отражалась от стенок черепа Томаса Хантера.
И все вместе — всего лишь нота из репертуара Элиона.
Нота, кричащая: «Я люблю тебя!»
Том дышал глубоко и порывисто. Он простер перед собой руки. Грудь его ласкал теплый песок. Кожу пощипывали, словно массируя ее, капельки воды.
Элион…
«И я, и я, — хотелось ему сказать. — Я тоже люблю тебя!»
Хотелось это прокричать, пропеть, завопить со всей страстью, на которую только способен. Но открыв рот, он лишь сдавленно простонал. Глупый, непонятный, ничего не говорящий стон — и все же это он. И он говорит с Элионом!
Затем разум сформировал слова. «Я люблю тебя, Элион!» — кричал мозг.
— Я люблю тебя, Элион, — еле слышно выдохнул Том.
Новый цветовой взрыв вспыхнул в его голове. Золото, синева, зелень каскадом взметнулись внутри, наполнив восторгом каждую извилину мозга.
Он перекатился набок. Сотня мелодий развилась в тысячу — как будто внутри его позвоночника продвигался книзу толстый жгут, сплетенный из множества нитей. Ноздри вздувались от переполнявшего их аромата роз, сирени, жасмина, глаза слезились от интенсивности запахов. Туман питал его тело, каждая точка кожи лучилась удовольствием.
— Я люблю тебя! — закричал Том.
Казалось, он стоит перед открытой дверью, за которой раскинулось необъятное пространство, взрывающееся первозданными эмоциями, яркими цветами, причудливыми формами, звуками, запахами; пространство это дышит в лицо ему шквальными порывами. Как будто Элион волновался, подобно бездонному океану, из которого Том мог охватить, изведать лишь одну его каплю — но капля эта для него была целым океаном. Как будто симфонию исполнял оркестр из миллиона инструментов, и одна-единственная нота сшибала его с ног своею мощью.
— Я люблю тебя-а-а-а-а! — закричал он.
Том открыл глаза. Длинные цветные ленты струились над озером сквозь туман. Водопад дышал светом, освещая всю долину яркими полуденными лучами. Все лежали на берегу, туман окутывал тела, легкий ветер овевал их. Многие дрожали, но не было слышно ни звука, кроме грохота водопада. Том снова опустил голову на песок.
И тогда слова Элиона зазвучали в его голове:
Я люблю тебя.
Ты мое сокровище.