То было давно…

Коровин Константин Алексеевич

– И водки ни-ни, – сказал Коля Курин.

– А ты еще что лезешь? – рассердился Юрий Сергеевич. – Я дело говорю. Всё равно поста не держали. Или так, приблизительно. Я предлагаю вам поросенка одного тихонько как-нибудь заманить в сторону, чтобы мать не видала, и потом его отдать Феоктисту. Тот в деревне его зарежет, чтобы мать не слыхала. Понимаете? Я изжарю. Потому что и Афросинья тоже будет против. Она не понимает, что Вербное – тоже праздник большой.

– Нет, уж я поросенка своего вам не дам. Достаньте на деревне – там

и жарьте, – сказал я решительно.

– Это верно, – сказал доктор Иван Иванович. – Неудобно как-то своего-то.

– Скупость, – сказал Юрий Сергеевич и засмеялся. – А показываешь себя жалостливым.

– Василий, – говорю я, – достань поросенка, съезди на станцию к Князеву – там поросята есть, купи.

– Я сам съезжу, – сказал Юрий.

– Как ты на лодке-то переедешь, ведь река разлилась, – сказал Иван Иванович. – В тебе восемь пудов весу. Лодка не выдержит, утонешь.

– Беспременно утонете, теперь вода-то быстра. Где ж переехать? Да и боязно.

Приятель Юрия Сергеевича и доктор Иван Иванович пропали. Ходили искать поросенка в деревню. Не нашли. Ходили в Никольское, в Любники. Нет нигде. Через реку увидали поросят на мельнице Ремжи, у мельницы бегают. Но как достать? Перевозу нет, река разлилась. Видит око, да зуб неймет.

Кричали через реку, сторговались, купили поросенка. А взять-то как? С того берега кричали:

– К празднику-то вода спадет! Не сейчас жарить будете, не басурмане ведь. А к празднику доставим.

Но приятели мои не угомонились и занялись изобретением. На берегу перед мельницей они что-то разделывали, кричали, спорили. Василий Княжев прибегал в дом, доставал бечевки, кулек, острогу и бегом обратно к ним на берег. Бросали камень, привязанный к тонкой бечевке, на ту сторону реки. Не добросили.

Но Василий Княжев как-то изловчился. Поросенка, должно быть, достали: я писал этюд с натуры и слышал, как поросенок неистово визжит вдали, под Ремжей. Оказалось, привязали поросенка на той стороне – он был довольно крупный, – и приятели тянули его через реку. Тот орал и посреди реки развязался и поплыл по течению.

Приятели бежали по берегу. Василий Сергеевич прибежал, с красным лицом, в волнении, ничего не сказал и, схватив ружье, опрометью кинулся назад к двум.

– Что это? Куда ты?

– Оставь, пожалуйста. Потом!

И он помчался к реке.

Через час я увидел возвращающихся приятелей. Все по пояс мокрые. Сердитые. Поросенка не было.

Подходя к крыльцу, я услышал зычный голос Василия Сергеевича, который кричал:

– Болван, а еще доктор!

– В руках был! – кричал и Юрий Сергеевич. – За ноги брать надо было. За ноги бы брал! А ты за морду тянешь!..

У доктора Ивана Ивановича кисть была обмотана платком, и он быстро шел впереди. Войдя ко мне в мастерскую, он нашел аптечку и быстро развел в воде марганцевый калий.

Повернувшись ко мне, он сказал:

– А йоду-то у вас, конечно, нет?

«Что такое случилось?» – думал я.

Василий Сергеевич сел на террасе и, закрыв глаза, хохотал. Оказалось, поросенка на берегу поймал Иван Иванович. Поросенок его укусил. Случай исключительный.

– В самый пульс укусил, – заливался Василий Сергеевич. – Что делается, что делается!..

– А если он бешеный? – медленно процедил Коля Курин.

– А поросенок-то где же? – поинтересовался я.

– В лес убежал, – ответил Иван Иванович серьезно. – Ведь он здоровый, вроде небольшого кабана! Посмотрите, как хватил!

Иван Иванович и приятели снимали с себя сапоги и панталоны. Промокли, попав в полынью, в погоне за поросенком.

Грелись на кухне у печки. Пили, чтобы не простудиться, зубровку и, кстати, с досады ели ветчину, приготовленную на праздник к розговинам.

Подали самовар.

– Чаю с коньяком обязательно, – сказал Иван Иванович, – а то лихорадку схватим.

Наутро в Вербное воскресенье на стол у окна тетушка Афросинья поставила в вазу вербу. За чаем были просфоры. Василий Сергеевич умывался у колодца ключевой водой. Лицо красное, веселое. А Иван Иванович мрачно перевязывал руку и говорил:

– Полакомились поросенком. И кто знал, что поросенок кусается. Редкий случай, неслыханный в зоологии.

– А я читал, – сказал Коля Курин, – укус поросенка может быть смертельным.

– Это где же вы читали, позвольте вас спросить? – ехидно полюбопытствовал доктор Иван Иванович.

– В естественной истории, – кротко ответил Коля Курин.

– И читали, что укус смертелен?

– Не смертелен, но опасен…

– А вы бы поменьше говорили, Николай Васильевич, великая польза для вас от этого проистекла бы…

– Колька, всем в Москве известно, всегда накликает беду, – смеялся Юрий Сергеевич. – В кружке, когда в карты играют, как Николай подойдет смотреть, так его нарочно уводят, чтобы не смотрел.

– Это кто же меня уводит? – спросил Коля серьезно. – И куда это уводят? Эх, чушь ты всегда несешь, Юрий. Меня не очень уведешь, я ведь действительный член кружка.

– Скажите! – удивился Вася. – Но когда же тебя в действительные провели? Я старшина. Что-то не помню.

– Э, брат, ты старшиной-то без году неделя. А я еще при Сумбатове прошел. Все, брат, беленькие получил.

– Это я узнаю, как это – все беленькие! У меня и то три черных было.

У крыльца раздался визг поросенка.

– Слышите! – сказал Иван Иванович. – Поросенок!

Все выбежали на крыльцо. Перед крыльцом стоял Игнашка – сын мельника с Ремжи. Говорил, что переехал в челне у деревни, поймал поросенка и вот явился.

Перед ним в мешке барахтался виновник всей кутерьмы, стояли Дедушка и тетенька Афросинья. Дедушка говорил:

– Куда его? Ведь к нашей свинье в закуту не пустишь. В коровник надо.