То, что мы прячем от света
Шрифт:
— И «Жёлтую Молнию», — добавила Уэйлей.
— Тогда увидимся.
Они втроём направились к лестницам, и Нокс шёл посередине, обнимая руками своих девочек.
— Спасибо, что разрешил перекантоваться здесь, — крикнула я им вслед.
Нокс в ответ поднял одну ладонь и помахал.
Я проводила их взглядом, затем закрыла свою дверь. Глянцевая зелень растения привлекла моё внимание. Единственный домашне-уютный предмет на фоне в остальном пустого пространства.
У меня никогда прежде не было комнатных цветов. Никаких растений. Никаких питомцев.
Надеюсь, я не убью его, пока закругляю свои дела здесь. Вздохнув, я взяла папку, которую схватила Уэйлей, и открыла её.
На меня смотрело лицо Дункана Хьюго.
— Ты не сможешь прятаться вечно, — сказала я фотографии.
Я услышала, как дверь соседней квартиры Нэша тихо открылась и закрылась обратно.
Глава 3. Труп в канаве
Нэш
Солнце поднималось над кронами деревьев и превращало подмёрзшие травинки в бриллианты, пока я останавливал свой внедорожник на обочине. Я проигнорировал гулкий стук своего сердца, вспотевшие ладони, ощущение тесноты в груди.
Большая часть жителей Нокемаута ещё мирно спала в своих постелях. В целом мы были скорее тем городом, что пьёт допоздна, а не встаёт спозаранку. А значит, шансы наткнуться на кого-то в такое время суток достаточно низки.
Мне не нужно, чтобы весь город говорил о том, как шеф Морган получил пулю, а потом тронулся умом, пытаясь вернуть себе свои чёртовы воспоминания.
Нокс и Люсьен тоже вмешаются, начнут совать свои гражданские носы куда не надо. Наоми будет бросать на меня сочувственные взгляды, пока она и её родители осыпают меня едой и свежевыстиранным бельём. Лиза Джей будет притворяться, будто ничего не случилось, и я, как Морган, только такую реакцию и посчитал бы комфортной. В итоге мне придётся взять отпуск за свой счёт. И что тогда у меня останется, чёрт возьми?
По крайней мере, с работой у меня был повод что-то делать. У меня была причина каждое утро вставать с постели… или с дивана.
И если я каждый день вставал с дивана и надевал униформу, то с таким же успехом можно сделать что-нибудь полезное.
Я припарковал машину и заглушил двигатель. Сжав ключи в кулаке, я открыл дверцу и вышел на гравийную обочину.
Утро было свежим и ясным. Не тяжелым от влажности и не тёмным, как та ночь. Хотя бы эту часть я помнил.
Тревожность комом ужаса осела в моём нутре.
Я сделал успокаивающий вдох. Вдох на четыре счёта. Задержать на семь. Выдохнуть на восемь.
Я беспокоился. Беспокоился, что никогда не вспомню. Беспокоился, что вспомню. Я не знал, что будет хуже.
За дорогой тянулась бесконечная масса сорняков на заросшем и забытом участке.
Я сосредоточился на грубом металле ключей, впивавшемся в мою кожу, на хрусте гравия под моими ботинками. Я медленно прошёл к машине, которой сейчас тут не было. К машине, которую я не помнил.
Кольцо, сдавливавшее мою грудь, стянулось до боли. Моё продвижение
— Просто продолжай дышать, придурок, — напомнил я себе.
Четыре. Семь. Восемь.
Четыре. Семь. Восемь.
Мои ноги наконец-то подчинились и снова двинулись вперёд.
Я подошёл к машине, тёмному седану с четырьмя дверцами, сзади. Не то чтобы я это помнил. Я примерно тысячу раз пересмотрел запись инцидента с камеры моего видеорегистратора, ждал, когда это всколыхнёт воспоминания. Но каждый раз казалось, будто я смотрю, как кто-то другой идёт навстречу своей почти-смерти.
Девять шагов от моей дверцы до заднего крыла седана.
Я дотронулся большим пальцем до фары. После долгих лет службы это начинало казаться невинным ритуалом, но именно мой отпечаток помог опознать машину после того, как её нашли.
Холодный пот свободно стекал по моей спине.
Почему я не мог вспомнить?
Вспомню ли я когда-нибудь?
Буду ли я захвачен врасплох, если Хьюго придёт закончить начатое?
Осознаю ли я его приближение?
И приложу ли я усилия, чтобы его остановить?
— Никто не любит жалких, киснущих засранцев, — пробормотал я вслух.
С прерывистым вздохом я сделал ещё три шага, тем самым оказавшись наравне с несуществующей водительской дверцей. Тут была кровь. Вернувшись сюда в первый раз, я не сумел заставить себя выйти из машины. Я просто сидел за рулём и смотрел на гравий, окрасившийся ржавым цветом.
Теперь пятно исчезло. Стёрто природой. Но я всё равно мог представить его там.
Я до сих пор слышал эхо звука. Что-то среднее между шипением и хрустом. Этот звук преследовал меня в моих снах. Я не знал, что это было, но это казалось важным и в то же время ужасающим.
— Бл*дь, — пробормотал я себе под нос.
Я прижал подушечку большого пальца к точке между своих бровей и помассировал её.
Я слишком поздно достал своё оружие. Я не помнил, как пули вонзились в мою плоть. Два быстрых выстрела. Падение на землю. То, как Дункан Хьюго вышел из машины и нависал надо мной. Я не помнил, что он сказал мне, когда наступил на запястье моей руки с пистолетом. Я не помнил, как он в последний раз навёл оружие, прицелившись мне в голову. Я не помнил, что он мне сказал.
Я знал лишь то, что я умер бы.
Должен был умереть.
Если бы не те фары.
Удача. Чистая удача встала между мной и той последней пулей.
Хьюго удрал. Через двадцать секунд медсестра, опаздывавшая на свою смену в отделении неотложной помощи, заметила меня и немедленно бросилась действовать. Ни колебания. Ни паники. Лишь навыки. Ещё шесть минут до прибытия помощи. Медики, мужчины и женщины, которых я знал большую часть своей жизни, выполнили протокол и сделали свою работу с отточенной эффективностью. Они не забыли свою выучку. Они не впали в ступор, не среагировали слишком поздно.