То, что нас убивает
Шрифт:
– Анна, твои ноги… Ради Бога, прости меня, – я закрыл лицо руками. – Я же говорил тебе, говорил… Прости…
Она убрала руки от моего лица и подала полотенце. Я горизонтально качнул головой, давая понять, что мне не нужна повторная помощь.
– Какого черта?! – мать Аннабель снова вбежала на кухню, как ошпаренная.
– Анна, что с твоими ногами?!
– Мама, я сейчас все объясню… – тихо произнесла
Я кинулся к ней, чтобы помочь, но тяжелая рука отца Анны опустилась мне на плечо и оттолкнула.
– ТЫ! Это все ты! Я так и знала, что в тебе что-то не так! Ты ошибка природы, недоразумение человечества! Тебе здесь не место, убирайся из моего дома!!! – проорала миссис Льюис, применяя резкую жестикуляцию.
Я почувствовал, как слезы начали подступать, ком в горле увеличиваться, а стыд расти. Самое ужасное чувство – стыдиться самого себя, своей сущности.
– Дорогая, ты преувеличиваешь… – обратился к жене мистер Льюис.
– Замолчи! Замолчите все! Я не собираюсь повторять, убирайся!
– Мама! – в скандал встряла Аннабель, состояние которой уже было на пределе. Она ревела, кровь из её колен сочилась ручьями, и причина всему я.
Я начал отстраняться, подходя к выходу. Затем вспомнил, что препараты остались на полу, вернулся буквально на пару секунд, нелепо подобрал их и выбежал из дома.
Не помню, сколько кварталов пробежал. Остановился около небольшого футбольного поля. Упал на колени так, что боль пронзила всё тело. Внутри что-то кололо. Как можно быть настолько ущербным? Своим существованием я наношу только хаос и разрушения. Ничего больше. Я поддался эмоциям. Щёки стали мокрыми, в висках всё сильнее пульсировала кровь. Мне не было стыдно за слезы, мне было стыдно за свое крахонаносящее существование.
Тело тряслось от ненависти к себе и боли. Изо рта непроизвольно раздался столь громкий возглас, что звук его эха был слышен в округе. Я кричал от безысходности, от опустошения, от осознания того, что я отвратителен.
У меня никогда не могло быть и не будет нормальной жизни, потому что я болен. Болен и больше никогда не смогу быть здоровым.
Я упал на асфальтированную дорогу спиной. Плевать на боль. Больше не осталось сил бороться. Я слаб, очень слаб. Достав три таблетки амфетамина, принял их. Мне нужно покончить с этим раз и навсегда.
***
Подул сильный ветер, который заставил поморщиться. Я поднялся, передо мной открылся вид на дорогу, уходившую в даль. Навстречу ко мне по ней шел мужчина средних лет. Прищурившись, я узнал его.
Мой отец.
Он улыбался, я позволил себе сделать то же самое в ответ. Настигнув друг друга, мы обнялись. Я и забыл, каково это – обнимать собственного отца.
Понимая,
– Отец, так больше не может продолжаться. Я готов сдаться, – сказал я, когда мы начали продвигаться вперед по дороге, ведущей в бесконечность.
– Сынок, я понимаю тебя, как никто другой, понимаю, насколько тебе тяжело, но ты должен бороться. Ради матери, ради самого себя. Жизнь – бесценный дар, многолетнее испытание, которое ты должен выдержать и перед которым должен устоять. Будь сильным, – он положил мне руку на плечо, я слабо ему улыбнулся. – А теперь мне пора, тебе нельзя надолго здесь задерживаться.
Отец начал меня трясти за плечи.
– Проснись! Норман!!!
Пощечина.
– Отец, прекрати!
– Проснись, я сказал!!!
***
Я открываю глаза. Вновь меня ослепляет яркий свет, но уже не больничной палаты. Я узнаю это место. Квартира Майкла.
– Норман, ты в порядке?! Я не мог разбудить тебя.
– Мистер Андерсон, как Вы себя чувствуете? – рядом с ним на кровати сидел незнакомый мне врач.
Я плохо понимал, что происходит, и кто этот человек.
– Эм… Я в норме, только немного подташнивает, и кружится голова, – я потер лоб, затем взглянул на друга.
Майкл явно был вне себя от ярости. После того, как мой друг проводил врача за дверь, рванул ко мне.
– Ты идиот?! Нахрена я тебе дал это? – проорал Майкл, указывая пальцем на пакетик с психотропным веществом. – Чтобы ты принимал его тогда, когда тебе захочется и там, где захочется? Ты мог умереть, чёрт возьми! – на секунду он замолчал. – Как я вообще мог так облажаться? Больше никаких препаратов, понял?
Всё время, пока он орал, меня распирал смех, но я удерживался. После окончания его речи, всё-таки позволил дикому ржачу вырваться наружу.
– Ты, видимо, совсем конченый и не понял, что произошло, – уже спокойно произнес мой друг и вышел из комнаты.
Я заставил себя угомониться. Знаю, что ужасно виноват перед ним. Я лежал в гостевой комнате, в которую редко заглядывал, когда бывал у Майкла. В помещении преобладали в основном темные тона, которые придавали угрюмый вид, впрочем, почти как и всем комнатам в его квартире.
Поднялся и вышел в просторный коридор. Нашел душевую, зашёл, не запирая дверь. После того, как снял грязную и промокшую от пота одежду, я почувствовал облегчение. Теплая вода струилась по моему телу, это расслабляло. Душ – лучшее успокоительное.