То, что останется после тебя
Шрифт:
Эдуард Сиваев откинулся на спинку кресла и, сложив руки на животе, внимательно глядел на Игоря. Тот терпеливо ждал продолжения, хотя уже понял, что потерпел очередную неудачу.
Сиваев усмехнулся, и сказал:
– Нет, боюсь, что ваш сценарий неприемлем для игровой индустрии. Никто не станет играть в подобную игру, уж слишком она нестандартная.
– А, может, как раз эта нестандартность и окажется плюсом?
– предположил Игорь.
– Вы уверены, что молодежь не устала от однотипных игр, в которых преобладает насилие. Подростки уже просто не представляют себе того, что игры могут быть иными. Попробуйте изменить
Сиваев с изумлением смотрел на Лебедева.
– А зачем вам надо менять кого-то? Зачем нужно закладывать в людях какие-то понятия? Игра должна развлекать, а не загружать мозги.
– Вы ошибаетесь. Так или иначе, но любая игра закладывает что-то в тех, кто играет в нее. Особенно сильно это влияет на детей и подростков.
Сиваев пожал плечами.
– Я никогда не смотрел на игры с такой позиции. Тем не менее, ваши библейские понятия все равно уже заезженный элемент. Я не вижу надобности в подобной игре. В такой игре будет просто отсутствовать динамизм, в нее будет просто скучно играть.
– Другими словами, вы просто боитесь рисковать, - сказал Игорь.
– Да, боюсь, - признал Сиваев.
– Вы представляете себе, хотя бы, во сколько обходится изготовление одной единственной игры?
– Я полагаю, дорого.
– Вот именно, дорого. Игровая индустрия - коммерческая индустрия. И никто не захочет вкладывать свои деньги в сомнительный проект.
– Коммерция, и еще раз коммерция, - вздохнул Лебедев.
– Да, коммерция. Игровая индустрия не может быть иной. Проекты должны окупаться, а не нести в себе какие-то умные вещи. Это как литература, это как кино. Хорошо то, что хорошо покупается. Иначе и быть не может.
Сиваев придвинул к Игорю папку с его сценарием.
– Так что боюсь, что ничем вам помочь не могу, - надменно произнес он.
Игорь взял со стола папку, бережно разгладил ее.
– А кто-нибудь мог бы заинтересоваться подобным сценарием?
– спросил он.
– Не знаю, - сухо ответил Сиваев.
– Не имею ни малейшего понятия о том, кто может заинтересоваться подобной вещью.
Лебедев понял, что оставаться здесь больше не имеет смысла.
Отказ Сиваева нанес душе Игоря тяжелую травму. Он тяжело переживал это. Ему казалось, что его отвергло все общество, что все его благие начинания никому не нужны. А подобное чувство всегда плохо сказывается на человеке.
Он рассказал все это своей матери, во время одной из бесед. Рассказал и о компании "Майкрософт", в общем, поведал ей все.
– Вон ты куда замахнулся, - выслушав сына, произнесла Валентина Ивановна.
– Высоко метишь.
– Я вовсе некуда не мечу, - возразил Игорь.
– Почему же ты тогда так расстроен? Ведь это же означает высшее признание. Тебя признали.
– Признали?
– удивился Лебедев.
– Конечно. Признала такая крупнейшая корпорация. Значит, твои труды замечены. Ты должен радоваться.
Игорь невольно усмехнулся.
– Наверное, ты права. Это действительно признание моего таланта. Но все дело в том, куда направлен мой талант.
– Туда же, куда и таланты всех остальных программистов, - сказала Валентина Ивановна.
– Пустое это все занятие.
– Почему же пустое? Каждый выполняет свою работу, делает то, что умеет.
– Все это, конечно, так. Но, все-таки, у меня было время подумать. Я не сделал ничего такого, чтобы оправдать свое существование.
– О, - сказала мать.
– Если бы каждый мог оставить после себя что-то великое, то тогда мир населен был бы исключительно гениями.
– Возможно, - ответил Игорь.
– Но я все чаще думаю о том, что будет, если загробная жизнь и в самом деле существует. Что я скажу на страшном суде, чем я оправдаюсь перед Богом.
– Рано тебе еще о смерти думать, - воскликнула Валентина Ивановна.
– Я еще жива, а он уже умирать собрался.
– Дело не в том, что я умирать собрался. Хотя, смерти все равно избежать не удастся. Но каждый должен оставить после себя что-то, что доказывало бы, что он не зря жил на свете.
– И что решил оставить после себя ты?
– спросила мать, после недолгого раздумья.
Игорь подошел к столу, и взял в руки папку со сценарием.
– Я решил оставить после себя компьютерную игру, которая бы делала играющих в нее лучше и чище.
– Разве это возможно?
– Да, я полагаю, что да, возможно.
Валентина Ивановна взяла из рук сына сценарий, и перевернула несколько страниц.
– Я в этом ничего не понимаю, - призналась она.
– Это не важно. Но, если по этому сценарию создать компьютерную игру, то она будет очень понятна тем, кто будет играть в нее.
– Почему же тогда тебе отказали?
– спросила женщина.
– Мне сказали, что подобная игра не будет пользоваться спросом.
Валентина Ивановна улыбнулась.
– О, ты думаешь, что такие дела так легко делаются? Пришла человеку в голову идея написать сценарий или книгу, полезную для души человека, и все, он теперь будет нарасхват издателями? Как бы не так. Много потов истечет, прежде чем автору удастся куда-нибудь пробиться. Тем более, если эта вещь и в самом деле несет в себе правду и пользу, то у нее будет очень много врагов и противников. Так всегда было, и так всегда будет.
– Я знаю.
– Игорь бережно положил сценарий обратно на стол.
– Мне последнее время часто вспоминается писатель Александр Солженицын. У нас с ним в чем-то очень похожие биографии. Он заблуждался в молодости, заблуждался и я. Он попал в тюрьму, попал и я. В тюрьме пришло к нему прозрение, в тюрьме пришло оно и ко мне. Во время тюремного заключения его бросила жена, и меня бросила жена. Видишь, как все сходится. После тюрьмы Солженицын посвятил всю свою жизнь тому, чтобы донести до людей правду. Я написал сценарий, чтобы попытаться привести подростков к Богу, вернуть им к нему дорогу, с которой их столкнули. Конечно, мытарства Солженицына просто несравнимы с моими. По сравнению со сталинскими лагерями мою тюрьму можно назвать раем. Хотя мне она раем вовсе не показалась. И не дай Бог мне в полной мере пережить то, что довелось пережить Солженицыну. Конечно, я не думаю, если по моему сценарию создадут игру, то на земле все люди переменятся в лучшую сторону. Я не так наивен. И я уверен, что ничего подобного не думал и Солженицын, когда пытался пробить свои книги. Но он делал то, что подсказывала ему совесть. Вот и я хочу сделать то же самое, для своей души, для своей совести.