Тоби Лолнесс. На волосок от гибели
Шрифт:
Тоби добрался до мельницы около десяти часов утра. Он думал, что застанет всю семью дома — ведь после дождя листья для помола не собирают: из мокрых листьев получится грязь, а не мука для пышного хлеба и пирогов. Но кроме госпожи Ольмек, возившейся на кухне, дома никого не было. Она как раз мыла губкой тележку для сбора листьев — серый ящик на колесах с крышкой и отверстием для сбрасывания листьев в подпол.
В конце концов визг прекратился.
— Как… как… как ты здесь очутился? — пролепетала она дрожащими губами.
Тоби
— Мне жаль, что я напугал вас, госпожа Ольмек. Я вынужден попросить о помощи.
— Даже не знаю… Мужа нет дома… Я… Что тебе нужно, голубчик?
— А где же ваш сын? Он тоже ушел?
Госпожа Ольмек слезла со стула.
— Лекс отправился в путь рано утром, вернется завтра. Пошел за яйцами кошенили к Нижней Границе.
Услышав о Границе и кошенили, Тоби вздрогнул.
— К Нижней Границе?
— Ну да, к Границе с Облезлыми…
— Понятно…
— К Ли. К Элизе и ее матери.
— Понятно, — повторил Тоби.
— Нужно сделать запасы на зиму. В этом году кошенили отложили много яиц. А скажи-ка ты мне…
— Они здоровы?
— Кто? Кошенили, что ли?
— Нет, Элиза Ли и ее мама.
— Не знаю. Наверное. Чего им сделается.
Тоби вздохнул с облегчением.
— Ты-то зачем к нам пожаловал? — госпожа Ольмек склонилась над мальчиком.
Он не ответил. Ему страстно хотелось выбежать вон и опрометью броситься к Элизе. Однако ноги не держали его, глаза слипались.
Хозяйка подвинула ему стул. Но Тоби не сел, а только облокотился на спинку. Накопившаяся усталость внезапно навалилась на него тяжким грузом. Госпожа Ольмек заговорила вновь:
— Я-то думала, ты на Вершине. О вас, Лолнессах, ходили разные слухи… Говорят, не все у вас вышло гладко.
— Мне нужно передохнуть. Я только заночую у вас, а потом уйду.
— Да… Не очень-то нам это кстати… Ведь у нас, голубчик, на всех только две кровати.
Если бы Тоби не был таким измученным, он бы сообразил, что кровать Лекса свободна, и, скорее всего, хозяйка отказывает ему в гостеприимстве по совершенно другой причине. Но он простодушно ответил:
— Что вы, кровать мне совсем не нужна. Я спрячусь у вас в подполе.
— Но…
— Прошу вас! Умоляю. Я так…
Он чуть не упал и крепче ухватился за спинку стула.
— Я так устал…
Госпожа Ольмек сдвинула тележку для листьев, и под ней обнаружился люк. Ни слова не говоря, хозяйка откинула крышку. Тоби начал спускаться и напоследок попросил ее:
— Поставьте тележку снова поверх люка. И никому не говорите, что я здесь. Пожалуйста!
Мальчик проникновенно посмотрел на нее большими выцветшими глазами и прошептал:
— Спасибо.
Крышка закрылась. Он слышал, как хозяйка подкатила тележку на прежнее место. Ноздри ему щекотал приятный запах муки из листьев. Он вспомнил, как мама пекла хлеб, а потом нарезала его толстыми ломтями и намазывала маслом.
Еще одна хлебная крошка, и он уже сладко спал.
Проснувшись, Тоби понятия не имел, который теперь час. Сквозь сон ему слышались гневные крики где-то там, наверху. Похоже, хозяева крупно ссорились: господин Ольмек, вернувшись, всерьез рассердился на жену. Но мальчик решил, что все это ему приснилось, поскольку сейчас в доме было тихо и спокойно.
Тоби потянулся и зевнул. Нащупал в темноте принесенный из Сельдора узел и принялся уплетать за обе щеки. Только Ассельдоры умели так вкусно готовить и каждый раз, не скупясь, давали ему с собой еду «на дорожку»: хрустящие слоеные пирожные, жареных блошек, пироги с саранчой, которые своим совершенством умилили бы до слез даже пострадавшую саранчу.
Тоби раскаивался, что при нападении паука не дал никакой клятвы.
Обед доставил ему несравненное удовольствие, и теперь он поклялся, что непременно научится стряпать.
Загрохотали колеса тележки. Крышка люка скрипнула, открываясь. Внутрь заглянул господин Ольмек. Он приторно улыбался и говорил очень ласково:
— Как ты там, парнишка? Люсель сказала, что позволила тебе отдохнуть у нас. Я не против, живи сколько хочешь. Ты не проголодался?
— Спасибо, господин Ольмек. Я взял с собой достаточно.
— Ну и славно, — кивнул господин Ольмек. — Отлично!
Он закрыл крышку люка, но вскоре откинул ее вновь.
— Через часок мы с Люсель пойдем за листьями, пока не стемнело. Как только вернемся, накормим тебя горячей похлебкой.
Крышка захлопнулась. Тележка заскрежетала. Тоби остался один в темном подполе.
Минут сорок спустя Ольмеки надели рабочие блузы, подпоясались, взяли серпы. Сдвинули тележку и трижды легонько постучали по крышке люка. Тоби отозвался, но его голос прозвучал как-то глухо.
— Мы скоро вернемся, — сказал господин Ольмек.
Они вышли во двор.
Впереди шла госпожа Ольмек, за ней, толкая перед собой тележку, следовал ее муж. Вокруг мельницы был небольшой садик, а за ним кора вздымалась уступом.
Возле уступа их ждал отряд из пятнадцати человек.
У мельника с женой от страха подкашивались ноги. Госпожа Ольмек обернулась к мужу, тот направился к людям в кожаных плащах и черных шляпах.
— Ну? — грубо спросил один из них.
— Все как договаривались… Я… — пролепетал господин Ольмек.
— Мальчишка в подполе, — подсказала его супруга.
Человек в плаще потер руки со злобной радостью. На Ольмеков он и не взглянул. Госпожа Ольмек выступила вперед.
— А как же награда? Когда нам дадут миллион?