Тоби Лолнесс. На волосок от гибели
Шрифт:
С тяжелым мешком на плече она решительно шагала вперед, не сдаваясь ледяному ветру, который яростно трепал ветки Дерева. На площадке, откуда открывался вид на все озеро, она столкнулась с дочкой. Элиза возвращалась домой.
Элиза остановилась как вкопанная и уставилась на мать. Иза и Элиза стояли друг напротив друга, как зеркальные отражения.
— Ну и как тебе плавается, дочка? — поинтересовалась Иза.
— Х-х-хорошо, мама.
— Не замерзла?
— Нет, мама.
— Уверена?
— Да…
Иза показала
Оно все подернулось льдом.
— Не больно, когда входишь в воду?
Щеки Элизы вспыхнули. Она закусила губу.
— Сегодня я не купалась, мама.
— А вчера?
— И вчера тоже… И вообще весь ноябрь…
— Где он?
— Кто?
Иза не сердилась, ее просто подгоняло время.
— Говори быстро: где он?
Ледяной ветер усиливался, вот-вот стемнеет. Элизу колотила дрожь, она посмотрела на мать и ответила:
— Наверху, мама.
Иза Ли обошла Элизу, бегом спустилась к озеру, обогнула его и на другом его конце стала подниматься наверх. Элиза с трудом поспевала за ней, хотя не она тащила тяжелый мешок.
Тоби разрисовывал стены грота. Он разрисовывал их рыжей цвелью, которая появляется на берегу озера в конце осени. Он рисовал цветок. Орхидею.
Рассказывали, что в незапамятные времена на Дереве появился цветок. Неведомо откуда прилетела орхидея и прижилась на одной из веток у Вершины. Она умерла первого декабря, задолго до рождения Тоби, до рождения его родителей, до рождения дедушки и бабушки.
С тех пор первого декабря праздновали праздник цветов. На ветке, где когда-то цвела орхидея, собиралась толпа народу. В ее честь не поставили памятника, не вырезали ее изображения, жители Дерева просто не трогали цветок. Он высох, но благодаря дождям и ветру менял цвет, скрючивался, казался живым.
Однако, когда Тоби вернулся на Вершину, цветка уже не было. Вместо него расцвело предприятие «Древесина Джо Мича».
И теперь Тоби старательно вырисовывал свое воспоминание об орхидее и вдруг почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной.
— Элиза! Посмотри! — воскликнул он, гордясь своим творением.
Он обернулся, но за спиной у него стояла не Элиза — стояла Иза Ли: прекрасная и очень усталая Иза Ли, успевшая опустить мешок на землю.
— Здравствуйте, Иза, — вежливо поздоровался Тоби.
За спиной матери появилась едва переводившая дыхание Элиза.
— Здравствуй, Тоби, — ответила Иза, — хорошо, что мы больше не играем.
— Да, раз вы догадались… — начал Тоби.
— С самого первого дня, а вернее, ночи, когда среди осени застрекотала цикада, и Элиза, точно воришка, выскользнула из дома.
— И вы ничего не сказали?
— Я могла сказать только, что не стоит принимать меня за безмозглую блоху. Больше сказать мне было нечего, и я стала готовить еще и на Тоби, предоставив Элизе все остальные заботы.
Элиза и Тоби подавленно молчали. Они-то считали, что всех перехитрили, но оказалось, что благодарить должны только удачу.
— Теперь настало трудное и опасное время, — продолжала Иза. — Со дня на день грот может завалить снегом, и он станет недоступным. Тоби окажется замурованным. На зиму ему нужно подыскать другое убежище. Я думаю устроить его в сарайчике рядом с кошенилями. Но сарайчик нужно подготовить, и мы сегодня же этим займемся. А пока, Тоби, ты останешься здесь. Я оставлю тебе мешок с едой. Если что случится, у тебя еды на две недели.
Иза направилась к выходу. Возле щели обернулась и посмотрела на цветок.
— Что это, Тоби, милый?
«Тоби, милый». Вот уже сто лет никто его так не называл. У него защемило сердце — он вспомнил маму и папу.
— Цветок, — объяснил он.
Иза несколько секунд стояла молча. Слово «цветок», похоже, ее растрогало. Она сказала:
— Красивый… Я уж и забыла, какие они… Я ведь выросла среди цветов.
Она вышла. Последние ее слова поразили Тоби. Неужели можно жить среди цветов?
Элиза задержалась на минутку дольше. Вид у нее был виноватый, она смотрела в землю.
— Хорошая у тебя мама, — сказал Тоби.
— Ага, не подведет, — признала Элиза едва слышно. — Ну ладно, будь. До завтра!
И вылезла из грота.
— До завтра, — сказал ей вслед Тоби.
На следующее утро Тоби решил высунуть нос наружу, и его нос уткнулся в снег. Даже копай он этот снег целый день — ничего бы не изменилось. Снег взял Тоби в заложники.
Случилось это второго декабря. А таять снег начнет в марте. Четыре месяца.
А еды на две недели.
Ну что ж…
17
Погребенный заживо
На Вершине довольно порыва ветра или солнечного луча — и прощай, снег. Зато на Нижних Ветвях он лежит толстыми белыми гусеницами, и они исчезают только весной.
Тоби душил гнев. Умереть так бесславно! Он спасся от гнусной черноты, что гналась за ним по пятам, и теперь погибнет от безобидного белого снега? Тоби принялся пинать ногами непроницаемую ледяную стену.
Удар! Еще удар! Ох, как больно! Он ушиб себе пальцы. А стена? Что ей сделается?
Тоби упал на колени. Похоже, даже надежда готова оставить его. Зато не оставили гнев и обида.
— Держись, Тоби, держись…
Только это он себе и повторял, чувствуя, как быстро улетучивается надежда. И звезд, что так помогали ему воспарить душой, он тоже не увидит долго-долго. Вокруг только стены и потолок грота. Четыре месяца в потемках с мешком еды. Невесело. Он высохнет, как высыхают ветки, и сломается.