Точка Боркманна
Шрифт:
– Все может быть, – ответил Баусен.
Им навстречу уже шла медсестра в белой шапочке.
– Спасибо за беседу, – сказал он. – Я передам Беатрис, чтобы она навестила вас на следующей неделе.
– Спасибо, – проговорила Элизабет Рюме. – С вами было приятно прогуляться. Надеюсь, мое общество не было вам в тягость.
– Вовсе нет, – заверил ее Баусен. – Вовсе нет.
«Доктор Рюме и все его благородное семейство», – подумал он, идя в сторону парковки и выколачивая на ходу трубку.
– Пойдем
Когда он шел по улицам Кальбрингена рядом с этой женщиной-полицейским, он вдруг снова подумал о дочери аптекаря, Марии. Эта мысль лишь промелькнула в мозгу, и Мюнстер даже не стал спрашивать себя почему. Два телефонных разговора с Сюнн, конечно, не могли все исправить, но дело пошло в нужном направлении… да, все станет как раньше, только бы ему выбраться отсюда. Только бы ему снова встретиться с ней, и как можно скорее.
Все так просто.
Волосы у инспектора были не рыжие. Скорее наоборот. Темно-каштановые, почти черные. Он старался не соприкасаться с ней плечами, пока они шли рядом… эта задача поддерживать почтительное расстояние потребовала немалой концентрации внимания, и, когда они наконец пришли, он очень смутно помнил, что она говорила по дороге.
«Думаю, я мало что потерял, – утешил он себя. – Наверняка она просто называла улицы, по которым мы проходили…»
Однако вся эта ситуация удивила его. Душевный баланс был утрачен, тревога не покидала, и игнорировать ее не получалось. Не самое лучшее состояние для работы детектива. Заноза на душе. Что с ним происходит, черт побери?
– Вот дом, – сказала она. – Вот там подъезд… Парк Лейснера через дорогу, как видишь.
Мюнстер кивнул.
– Ну что, зайдем? – спросил он с важным видом.
– А как же? – удивилась она.
Беатрис Линке поприветствовала их и улыбнулась слабой улыбкой. На полу в холле появился новый ковер, как заметил Мюнстер. От крови не осталось и следа, но он догадывался, что под ковром, на деревянных досках, ее предостаточно.
«Кровь не уничтожить, – говаривал Рейнхарт. – Ее просто накрывают». Кажется, он добавлял еще что-то про Одиссея, который вымыл руки в море, но что именно – Мюнстер не мог вспомнить.
Бледный дневной свет падал в гостиную через высокие окна, и в таком освещении хрупкость Беатрис стала особенно заметна. Держалась она собранно, выглядела неплохо, но оболочка была тонка. «Как лед, намерзший за одну ночь», – подумал он и понадеялся в душе, что инспектор Мёрк не растопчет его.
Задним числом он понял, что его опасения были напрасными. Инспектор прекрасно вела допрос. Она держала все нити в руках и не давала ситуации ни на секунду выйти из-под контроля. Они не обсуждали заранее, как поделят обязанности, но по мере того, как разговор продолжался, по мере того, как пустели и снова наполнялись чайные чашки и исчезало с блюда невзрачное печенье (по всей видимости, наспех купленное фрёкен Линке в ближайшем магазине), его уважение к коллеге росло.
Сам он не смог бы провести этот допрос лучше, а выпавшая ему роль оказалась приятной и неутомительной – сидеть в уголке дивана, время от времени вставляя свои вопросы.
Как раз в меру. Похоже, дело было не только в ее волосах и ее внешности. Ко всему прочему она, похоже, очень толковый полицейский.
– Как давно вы с Морисом были вместе?
– Не очень давно…
Беатрис Линке убрала с лица прядь волос. Справа налево, повторяющимся жестом.
– Пару лет?
– Мы встретились в сентябре восемьдесят восьмого. Стали жить вместе примерно год спустя.
– То есть четыре года?
– Да.
«Не очень долго?» – с удивлением подумал Мюнстер.
– Вы родились в Арлахе?
– Нет, в Гейнтце, но я жила в Арлахе с двенадцати лет.
– Однако с Морисом вы познакомились только в восемьдесят восьмом. К тому моменту он прожил там уже… шесть лет, если я не ошибаюсь?
– Арлах – не маленький город, инспектор, – проговорила Беатрис Линке со слабой улыбкой. – Не такой, как Кальбринген. Хотя, конечно, мы наверняка видели друг друга пару раз в толпе. Кстати, мы с ним говорили об этом.
– Вам известно, как он жил в те годы, которые предшествовали вашей встрече?
Она заколебалась.
– Да, – проговорила она наконец. – Кое-что мне известно. Но мы никогда не говорили об этом. Ему было неприятно вспоминать. К тому же это все уже осталось в прошлом.
– Понимаю. Никаких старых друзей, оставшихся с тех пор? Я имею в виду – с которыми он поддерживал бы отношения.
– Их немного.
– Но некоторые все же остались?
Беатрис Линке задумалась.
– Двое.
– Если вам не трудно, дайте нам, пожалуйста, их имена.
– Прямо сейчас?
– Да, если можно.
Она протянула свой блокнот, и фрёкен Линке поспешно написала пару строк.
– Телефоны тоже?
Беата Мёрк кивнула.
Фрёкен Линке ушла в другую комнату и вернулась с записной книжкой.
– Спасибо, – проговорила Беата, получив обратно свой блокнот. – Вам неприятно, что мы ворошим прошлое?
– Вы делаете свое дело, насколько я понимаю.
– Почему вы переехали в Кальбринген?
– Ну… – Беатрис Линке снова немного заколебалась. – Морис поначалу был настроен весьма отрицательно. Не знаю, известно ли вам про его отношения с Жан-Клодом, его отцом.
Беата Мёрк кивнула.
– В конце концов я его уговорила, как это ни печально. Разумеется, речь шла о работе, – надеюсь, вы понимаете. Две вакансии были выставлены одновременно, даже в один и тот же день, и мне показалось…. что это знак. Хотя Морис не был суеверен.
– Чем вы занимались в Арлахе?
– Морис работал в доме престарелых, временно замещая другого врача. Мягко говоря, не совсем его специальность. Я разрывалась между тремя-четырьмя разными школами…